— Брундизий настоящая крепость! Гарнизон, ворота, готовность к длительной осаде — это уравнивает наши с римлянами шансы, — запыхтел Рут. — Тирн? Спартак? Ставлю суточный паек, что Красс не сунется к стенам Брундизия дотемна!
Я не мог знать намерений Красса, поэтому в отличие от разгорячившегося германца не был готов рискоать суточным пайком. Недостающим звеном в логической цепочке, был маленький, но немаловажный фактор. Его то я и озвучил полководцам.
— Я успел изучить Красса и могу с уверенностью сказать, что он наплюет на всех, пожертвует каждым для достижения цели! Все, что интересует его — могущество и власть, которые можно получить лишь грубой силой. Ты, Рут, не берешь в расчет Марка Лукулла, войско которого в ближайшее время высадится в порту Брундизия.
— Для Красса крайне нежелательно делить лавры победителя восстания с кем-либо, тем более с Лукуллом, старший брат которого Луций такой же напыщенный и набитый золотом олух, как сам Красс![1] — возразил Тирн.
— Если, конечно, Красс хочет сохранить имеющийся у него политический вес в республике, — согласился я. — Но Марк Лициний прекрасно осознает, если штурм Брундизия провалится и перерастет в осаду, то вмешательство Лукулла станет неизбежным. Со стороны это будет выглядеть так, будто Красс вместе со своим объединенным войском сломал о стены Брундизия зубы, когда как с появлением Лукулла город падет! Этого и боится Красс, что вместо триумфа ему достанутся в лучшем случае овации[2]. Вы сами не раз твердили о крепких стенах Брундизия, которые не так уж и просто взять, даже имея с огромное войско!
— Так вот почему он шлет своих послов! — расхохотался Тирн.
— Не удивлюсь, если он предложит нам капитуляцию на новых условиях. Возможно, даже согласиться на амнистию, а кому-то из нас предложит статус римского гражданина и землю в провинции! Но! — я покачал головой. — Их можно было принять, когда среди нас шли дети женщины и старики! Я готов был обсуждать условия вместе с Икрием, Тарком, Ганником и с тысячами ныне покойных братьев! Сейчас переговоров не будет! Я обещал нашим братьям, что наше дело умрет с последним вышедшим на поле боя гладиатором!
— Так тому и быть, брат! — вскричал Рут.
— Так тому и быть! — повторил слова гопломаха Тирн.
Пока я говорил свою пламенную речь, на горизонте появилась еще одна группа легионеров, несшая с собой белый флаг. Настырные. Рут без колебаний вытащил из колчана стрелу и второй по счету посол рухнул наземь. Я положил руку на плечо гопломаха и крепко сжал.
— Думаешь, они пошлют третьего, Спартак? — спросил Рут.
— Если пошлют, ты знаешь, что делать!
Переговоры остались в прошлом. Кровь можно смыть только кровью. Я принял решение и повернулся к Тирну.
— Собери разведгруппу и отошли к лагерю римлян! Когда появится информация, в любое время суток доложишь лично мне!
Молодой галл окрикнул кого-то их караульных. Я уже не слушал, о чем шел их разговор, уставился на горизонт где в постепенно рассеивающейся утренней дымке виднелись очертания римского лагеря. Часть войска заняла позицию лицом к стенам Брундизия, охраняя строящийся лагерь на случай нашей внезапной атаки. Остальные с головой погрузились в строительство лагеря, который следовало построить до темна. Возводили ров, земля ссыпалась в высокий вал, укреплявшийся камнями. Строился частокол. За линией укреплений появились первые палатки. Нет, римляне не собирались наступать на Брундизий. Красс оттягивал час битвы. Он темнил и играл в одну понятную ему игру. Как бы то ни было, действию римлянина я найду противодействие. Оставалось дождаться разведчиков…
Кровь прилила к моим вискам, потемнело в глазах. Я коснулся стола, борясь с наваждением.
— Спартак? На тебе нет лица!
Рут подбежал ко мне и попытался коснуться моего локтя, но я раздраженно одернул руку.
— Отставить боец!
Чувствовал я себя действительно паршиво и валился с ног от усталости. Последнюю неделю спал в лучшем случае по три часа в сутки, зачастую на ногах, что не могло не сказаться на общем самочувствии скопившейся усталостью. Понадобилось собрать все силы в кулак, чтобы взять себя в руки. Я не отпустил край столешницы, опасаясь, что мне может стать дурно вновь.
— Повтори… — приказал я одному из разведчиков, вместе с Тирном и Рутом явившемуся ко мне ровно через два часа, как я покинул гарнизон и завалился спать беспробудным сном.