Я знал, что перевал совершенно необязателен, но настала пора удовлетворить любопытство гладиаторов. Молчание, царившее все время пока мы с Рутом разжигали костер, а остальные возились с лошадьми, изматывало пуще всякого перехода. Наконец костер воспылал. Нарок раздал тормозки с провиантом, мы расположились вокруг костра. Митрид грел руки, подставляя ладони к язычкам пламени. Тукран устало зевал. Мы с Рутом молчали.
— Когда продолжим дорогу? — поинтересовался Тукран.
— Через час, — ответил я, рассчитывая, что за час наши животные отдохнут и наберутся сил.
— Честно говоря ни я ни моя скотина не успели устать, зачем нужен этот перевал, мёоезиец? Не думал, что латифундия так далеко! — Митрид одернул руки от костра, чуть было не обжегшись, принялся растирать ладони. — К чему спрашиваю, все ли в порядке?
— А где эта латифундия, мёоезиец? — ухмыльнулся Нарок. — Мне одному кажется или мы наматываем круги вокруг лагеря?
Я открыл мешочек, брошенный мне ликторами, достал мясо.
— Никакой латифундии нет, — коротко ответил я.
Надо было видеть, как изменились лица гладиаторов. Ждали они этих слов или нет, но мой ответ застал их врасплох. Я как ни в чем не бывало принялся за свой кусок мяса.
— Как? — растеряно спросил Нарок.
— Много мы освободим рабов, пойди на латифундию впятером? — ответил я вопросом на вопрос гладиатору.
Он нахмурился, силясь для себя ответить на мой вопрос. Но, судя по тому, что промолчал ничего не вышло.
— Я понял сразу, Спартак, — в разговор вступил Рут. — Куда мы идем?
— Мы идем в Рим, — спокойно ответил я.
Гопломах одернул руки от костра и уставился на меня.
— Чего? — переспросил он. — В Рим?
— Следующий перевал сделаем у Беневента[2], там по Аппиевой дороге, через Кавдий[3], Капую…
— Я знаю, как добираться в Рим, Спартак, — перебил Митрид. — Объясни-ка лучше, что мы впятером забыли в Риме!
Митрид переломил ветки для розжига, бросил в разгорающийся костер.
— Я хочу проведать Красса, брат, только и всего, — сказал я.
— Убить Красса? Ты сам себя слышишь?
— Успокойся, Рут! — я схватил гопломаха за руку, пытаясь остудить его пыл. — Успокойся. Я знаю, что делаю.
Я обвел ликторов суровым взглядом.
— Я никого не держу, вы это знаете. Лагерь в трех часах отсюда, возвращайтесь! Но сейчас единственный шанс ослабить Рим — помочь сохранить Республику в том виде, в котором она существует.
— Возвращайтесь… не смей так даже думать, Спартак! — запротестовал Рут. — Я могу говорить за себя, но уверен, что и остальные пойдут с тобой, куда бы то ни было! Велишь скрестить клинок с самим Марсом, я сделаю это, не задумываясь!
— Твоя затея кажется мне безобразной, но это не значит, что я не пойду за тобой до конца… — сказал Тукран.
Ответом Митрида и Нарока стали глухие удары в грудь. На их лицах застыло непонимание, несогласие, но я знал, что никто из них не отвернется. Ликторы подтвердили мои предположения. Что бы я не затеял, какой бы выбор не сделал, моя личная стража, пойдет со мной до самого конца. В этом я мог понадеяться на Рута и еще трех оставшихся в живых ликторов — Тукрана, некогда бывшего правой рукой Эростена, седовласого Нарока и рыжего Митрида. Увы, остальные ликторы, некогда давшие клятву прежнему Спартаку, пали, а собирать вокруг себя новых головорезов я не желал.
Мы свернули на Аппиеву дорогу, когда начался проливной дождь. Пришло понимание, что ливень размоет обходные тропы, затруднит переход и украдет драгоценное время. Чтобы не говорили мои ликторы об опасностях главной римской дороги, каждый названный риск оправдывала последующая выгода. Я вел группу, скакали рысью, там, где дорога была разбита переходили на шаг. Копыта коней увязали в размокшей почве, застревали, животные недовольно фыркали, ржали. Меньше всего хотелось, чтобы конь подвернул ногу или кто-нибудь из нас свернул себе шею. В очередной раз, когда дорога заставила отряд перейти на шаг, а затем спешиться и вести коней за собой, я смачно выругался. Теряем время. При таком ливне доберёмся к Беневенту в лучшем случае к полудню следующего дня. Перепачканные в комках грязи, летевших из-под копыт, промокшие до ниточки, мы шли вперед без перевалов и пауз. Размокшая почва превращалась в болото, появлялся риск наглухо застрять на перевале не на один час, дожидаясь пока высохнет земля. Однако с каждым шагом, с каждым пройденным футом мы оказывались ближе к заветной цели.