Выяснилось, что Марк Лициний две ночи назад стер сенат в порошок после получения статуса диктатора. Красс низверг существующий государственный строй, то есть управление нобилитета, наобещав плебсу, вольноотпущенникам[1] и даже рабам кучу благ, что позволило ему создать платформу для проведения собственного политического курса. Понимая, что за его спиной теперь стоит целая социальная прослойка, Красс покинул Рим, заслышав о движении войск Марка Лукулла в Апулии. Катилина пояснил, что братья Лукуллы, в распоряжении которых имелись вышколенные легионы, закаленные в кровавых боях и готовые идти за своими полководцами до конца, вполне могли вмешаться в передел власти, чтобы не допустить отстранения от управления Республикой нобилитета, к которому они, безусловно, относились. Поэтому опасения Красса вполне имеют под собой почву. Я только улыбался.
— Самое удивительное, что легионы Красса, стоявшие в этот миг у стен Рима, дававшие присягу рьяному служке нобилитета Помпею, обожающие его, понятия не имели, чтó происходит, и что только лишь благодаря им стало возможным все, что произошло! — Глаза Катилины озорно блеснули, и он, схватив свою чашу вина, расплескав напиток через края, поднял ее вверх. — Если бы в легионах Помпея узнали, чтó здесь произошло, войско в ту же секунду вошло бы в Рим и не оставило от города камня на камне, подвесив Красса на одной из стен за яйца. Сейчас же солдаты, а главное — офицеры считают, что они борются за правое дело.
— В легионах считают, что Красс получил полномочия продолжить войну с восстанием? — спросил я.
— Понятия не имею, что они там считают.
Катилина развел руками и улыбнулся.
— Я остался в Риме, чтобы по поручению Марка собрать новые легионы из плебса, вольноотпущенников и рабов, — вкрадчиво проговорил Катилина, чуть ли не пропев эти слова. — Целая армия, готовая сражаться за идею, а не за пригоршню монет! Люди, которые на себе почувствуют изменения, умрут, но отстоят свои права. Эта армия станет новым оплотом римского могущества, новой прослойки граждан…
— Что станет с помпеянскими легионами? — перебил я.
Катилина запнулся, загадочно посмотрел на нас, хотел продолжить, но Рут вдруг выхватил свой гладиус и, как пантера, бросился к Катилине, приставив клинок к его горлу. Луций Сергий не шелохнулся, однако, несмотря на всю его напускную невозмутимость, я увидел, что с его щек сошел привычный румянец.
— Зачем все это Крассу? — прошипел Рут. — Зачем ты разговариваешь с нами? Почему не приказал схватить и убить? Говори, или клянусь, я перережу тебе горло.
— Пока ты не уберешь меч, я не скажу ни единого слова, — прошептал Катилина.
— Рут, отпусти его, — попросил я.
Гопломах, крепко державший квестора, не сразу внял моим словам. Я буквально чувствовал, как могучий воин сдерживает себя, чтобы не натворить беды. Он силой заставил себя убрать холодный клинок от шеи квестора, отпустил Катилину, принявшегося разминать шею.
— Учти, в следующий раз я не посмотрю на то, что ты мой гость, — заверил Катилина. — Тебе придется смириться с тем, что я, как и ты, умею держать меч в руках.
— Вернемся к нашим баранам, — предложил я.
Катилина кивнул, уставился на гопломаха.
— Мне ничего не стоило расправиться с вами, ты прав. Но с чего вы взяли, что мои цели совпадают с желаниями Красса?
— Это не так? — холодно спросил я.
— Нет, — так же холодно ответил Катилина, как обычно насмешливо, надменно. Катилина, наконец, отодвинул от себя чашу вина, сложил руки на столе. — В Риме больше нет места для Марка Лициния Красса. Он выплеснул наружу гниль, копившуюся в нашем государстве веками, при его помощи удалось сломать укоренившиеся устои римского общества. Но когда эмоции улягутся, когда люди посмотрят на происходящее трезво, им нужен будет новый вождь, — мягко проговорил Катилина.
— Этот попользовался Крассом как портовой шлюшкой! — усмехнулся Митрид.
Ликторы рассмеялись, я же задумался. Красс всю жизнь выжимал соки из плебса, наживался на малоимущих. Слишком многих он заставил страдать, слишком многое отнял и слишком много жизней сломал. Сейчас Красс воспользовался случаем, потому как плебс представлял огромную скороварку, готовую вот-вот лопнуть от давящего изнутри давления. Если нобили до того попросту выпускали из нее пар, то Красс сломал разом вентиль. Однако в глазах народа Красс ничем не отличался от свергнутых нобилей. Почувствовав свои силы, плебс не станет терпеть этого человека во главе, Катилина прав. Марк Лициний мог диктовать свои условия лишь до тех пор, пока имел с собой свои легионы, но, как выяснялось, легионы не разделяют взглядов Красса на происходящее. В тоже время, поручив квестору собрать новые легионы, Красс не подозревал, что собственными руками кует основу политического могущества Луция Сергия, а себя самого опускает на самое дно. Единственная нестыковка, делавшая план Катилины сырым, сводилась к тому, что сам Луций Сергий, как и Красс, был нобилем, но если Красс был плебеем[2], то Катилина — патрицием[3]. Аргументов, заставивших бы плебс, вольноотпущенников, а тем более рабов, получивших свободу поверить патрицию, у квестора нет.