2.
Григорий вышел в летний тихий вечер.
Его трясло, как весь безумный мир.
Вдруг кто-то подошел, обнял за плечи.
«Давай-ка выпьем» – брякнул командир.
В степи сверчки о чем-то звонко пели,
Шептался с ветром перистый ковыль.
Боксер присел на ствол упавшей ели
И из кармана брюк достал бутыль.
– Садись, садись! В ногах не ищут правды.
Послушно сел к нему Григорий рядом.
Открыв бутылку, отхлебнул Боксер,
Ладонью он усы себе протер,
И из-за пазухи рубахи вынул лук.
Отдал бутылку Грише.
– Выпей, друг, –
Сказал боксер и луком закусил.
– Я не хочу, Егор. Нет больше сил
Жить без нее, – ему ответил Гриша. –
Как жить мне без нее? Ответь мне, как?
– Спасатель Гришка был, да весь он вышел? –
Изрек боксер. – Эх ты, донской казак!
От слез, поди, уж намочил портки!
Да, бьет судьба порою без пощады,
А ты живи не «как», а «вопреки»!
Назло жить, понимаешь, Гриша, надо!
Григорий посмотрел на командира:
Глубокий взгляд и брови – два пунктира;
Кривой широкий нос, не зря Егор
Имел такое прозвище «Боксер».
Отпил Григорий жгучего напитка.
– Такая жизнь, Егор, сплошная пытка!
И Гриша стукнул оземь каблуком.
– А кто тебе сказал, что жить легко?
– Егор, очнись, какая это жизнь?
На всей Земле нам места не осталось!
Боксер вдруг закричал:
– А ты дерись,
Хоть шанса не осталась даже малость!
Егор из рук Григория забрал
Бутылку с горячительным напитком.
И, выпив, Грише с горечью сказал:
– Не знаешь ты, какой бывает пытка.
А пытка – это, знаешь, друг, когда
Ни день, ни два, ни месяц, а года
Ты борешься за жизнь своей жены
Без помощи друзей, без выходных;
Когда любой, хоть мизерный, но шанс
Дает надежде маленький аванс;
Когда на день рождения в цветах
Супруга умирает на руках…
Егор прервал свой тяжкий монолог.
– Прости, не знал… – сочувствовал Григорий.
– Живи, казак, живи! Ведь я же смог.
И будь сильнее боли, выше горя!
3.
Тайга горела больше двух недель.
Огонь грозил дойти до поселения.
И воздух стал тягучим, как кисель
От гибельного запаха горения.
И взрослые, и старики, и дети
Единственный, возможно, на планете
Земли сибирской маленький клочок
Спасали от огня к плечу плечом.
И Гриша каждый день, как боль души,
Пожар всё поглощающий тушил…
Со лба стекали струйки пота. Гришу
Сменил Егор.
– Иди, браток, под крышу.
– Спасибо! – был Григория ответ.
И, прокопченный дымом до макушки,
Пошел туда, где женщины обед
Готовили пожарным у речушки.
Усталый взгляд, тяжелые шаги…
Остановился и, раскинув руки,
Он лег в траву, и северной тайги
Вбирал в себя все запахи и звуки.
Вот так бы вечность на земле лежать!
Ее, родную, крепко обнимать
Со всей любовью, как свою Людмилу…
Душа опять, как зуб больной, заныла
И, вызвав приступ сильной тошноты,
Швырнула Гришу в царство темноты.
4.
Открыл глаза Григорий от того,
Что чей-то взгляд был устремлен в него.
Спасатель сел и был сражен виденьем –
Сидела рядом Люся на траве!
«Людмила?! – прошептал он с удивленьем,
Перебирая мысли в голове. –
Но как..? Ведь я же видел…ты исчезла!..
Я так скучал!» Прижался к Люсе он.
«Ты знаешь, я как будто падал в бездну,
Как будто жизнь – один кошмарный сон!»
«Я знаю, Гриша, знаю, мой хороший!
Не нужно больше вспоминать о прошлом.
У нас с тобой еще все впереди.
Вставай, спасатель, и за мной иди!»
Поставив словно точку в разговоре,
Людмила поднялась с травы. Григорий
Последовал за ней, не возражая,
Готовый хоть пешком идти до края
Земли, галактики, по всей вселенной!
Но лишь бы рядом, словно меч и щит.
Вдруг вздулась перед Гришей шапкой пенной
Амеба, как большая рыба-кит.
Он Люсю дернул за руку: «Назад!»
Но та, в ответ улыбкою сияя,
Сказала, глядя в Гришины глаза:
«Они не те, кем мы их представляем!»
«Уже я где-то эту фразу слышал»
Едва успел подумать это Гриша,
Раздался страшный гул и громкий треск!
Вокруг него горел таежный лес.
«Иди за мной!» – опять звала Людмила.
Он к ней шагнул, но та как птица взмыла
И приземлилась на спину «кита».
А Гришу поглотила темнота…