Слезы хлынули без предупреждения, а я был бессилен остановить их. Но Ронан ничего не сказал и не отстранился с отвращением. Он просто держал меня за руку и целовал слезы одну за другой.
* * *
Проснувшись в одиночестве, я не удивился. Ронан встал с кровати через несколько минут после того, как развязал меня. Поначалу я не расстроился, потому что через минуту он вернулся с теплым полотенцем и аккуратно убрал с моего живота сперму и остатки смазки. Но вместо того, чтобы забраться в постель рядом и накрыть меня одеялом, он ушел, а я лежал и надеялся, что он просто спустился за водой или убедиться, что дом заперт на ночь. Однако с каждой минутой меня охватывало то же чувство, которое я испытал, когда он ушел от меня три года назад. Чувство, что меня бросили. И вновь появившиеся слезы не имели ничего общего с радостью от того, что наконец-то я познал мужчину, который так долго был для меня всем миром.
С трудом приподняв голову, чтобы посмотреть время на тумбочке, я был потрясен, увидев, что уже далеко за одиннадцать. Я не был голоден, но уставшее тело требовало другого, и пришлось заставить себя сесть. Легкое жжение в заднице одновременно радовало и огорчало. Наконец-то у меня случилась ночь, о которой всегда мечтал. Я не смог прикоснуться к Ронану, как хотел, но то, как мы занимались любовью, было настоящим. Ничего настоящего я не испытывал уже очень давно. Но за это предстояло заплатить. Да, я почувствовал вкус совершенства, но также быстро этот вкус исчез.
Я встал с кровати, и на дрожащих ногах медленно направился в свою комнату. У выхода мое сердце замерло. На стуле не было не только одежды Ронана, но и сумки тоже. Я подошел к шкафу, но не смог заставить себя открыть его и вышел из комнаты. Мне нужно было еще несколько минут притворства. Нужно было запомнить прошлую ночь, какой та была в представлении влюбленного идиота, а не такой, какой была в реальности.
Когда я приблизился к кухне, Пуля рысью выскочил, чтобы поприветствовать меня, но так же быстро развернулся и побежал обратно, радостно виляя хвостом. В груди пронесся нелепый всплеск надежды, и я ускорил шаг.
Но человек, сидевший за кухонным столом, не был Ронаном.
Глава одиннадцатая. Ронан.
Ронан
— Он закрылся? Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — я недовольно посмотрел на Хоука, вальяжно прислонившегося к своей машине.
— Это значит, что он запер все двери…
— Умник херов, — огрызнулся я на забавляющегося Хоука.
Он что-то проверял в телефоне, а мне больше всего на свете хотелось вырвать аппарат у него из рук и швырнуть через дорогу. Но я знал, что лучше этого не делать. Каким бы расслабленным и спокойным ни выглядел Хоук, это была лишь иллюзия. На самом деле он был абсолютно смертоносным, и вывести его из себя означало рискнуть жизнью.
Я заставил себя отойти и стал нервно вышагивать по небольшому участку подъездной дорожки. Тяжелые железные ворота не открылись, когда я вводил код на клавиатуре. Пуля сидел по другую сторону и скулил, его большой хвост тяжело бил по земле. Я просунул руку сквозь решетку, чтобы погладить его, но он опустился на землю и стал смотреть на меня в торжественном молчании, будто размышляя, как Ронан Гришам оказался по другую сторону забора.
— Что случилось? — наконец удалось спросить мне ровным голосом.
Хоук поднял взгляд, перестал возиться с телефоном, убрал его в карман и скрестил руки на груди. Майкл Хоукинс не был огромным парнем, но что-то в его манере держаться всегда заставляло окружающих сохранять почтительное расстояние. Он был на дюйм или два ниже меня, но в нем не было ничего среднего. Несмотря на прохладную погоду, он был одет в черную футболку, обтягивающую широкую грудь и мощные бицепсы, покрытые татуировками. Хоук давно ушел из армии, но по-прежнему носил традиционную стрижку, которую предпочитали военные. Его голубые глаза внимательно наблюдали за тем, как я пытался с помощью постоянного движения выплеснуть свое растущее разочарование. Поведение, которое мне давно удалось обуздать, вернулось обратно в последние несколько недель. Из всех моих подчиненных Хоук был единственным, кому я мог позволить видеть себя таким… потому что он видел меня в гораздо худшем состоянии.
— Он спустился через несколько часов после твоего ухода. Я сказал, что ты попросил меня немного присмотреть за ним и…
— Что он ответил? — перебил я.
Боже, я звучал как школьница, выпытывающая информацию у лучшей подруги.
— Ничего особенного. Сделал себе чашку кофе, наполнил мою, а потом попросил меня уйти. Я ответил, что это не вариант.
— А ты сказал, что я отправил ему сообщение, почему мне потребовалось уйти?
Хоук наклонил голову в мою сторону.
— Да. Охуенная тема, ничего не скажешь. Гребаное сообщение, Ронан? Господи, тебе что, блядь, двенадцать?
Мне не удалось найти разумный ответ на этот выпад, и я стиснул зубы от досады. Я повел себя как трус. Да, я поступил правильно, когда, освободив запястья Сета от ремня, обтер его полотенцем и уложил под одеяло. Но сразу же после этого меня охватила отчаянная потребность бежать.
Трахнуть Сета было чудовищной ошибкой. Черт, это слово совсем не подходило к тому, что мы делали. Мы занимались любовью, чистой и прекрасной. Я поступил эгоистично, забрав то, что он должен был отдать кому-то более достойному. Сет сможет найти сильного, отдающего, любящего мужчину, как только окончательно преодолеет свой страх выходить из дома… как только поймет правду о том, кем я стал, и отпустит меня. В этом я не сомневался.
Хуже эгоизма была только моя глупость. Глупо было думать, что, связанный ремнем, Сет не сможет ко мне прикоснуться. Все, что он делал, касалось меня. Каждый взгляд, каждая улыбка, каждый наполненный эмоциями поцелуй, который он мне дарил, то, как его тело прижималось к моему. Вот почему я сбежал. Находиться рядом с Сетом было настоящим испытанием, и я знал, что впредь станет только хуже. Как только он посмотрит на меня своим тоскующим взглядом, мне сразу захочется стать тем, кто ему нужен.
Прошло три дня, а у меня так и не хватило духу даже позвонить Сету. Я лишил его девственности — поступок, который вызвал у него невероятные эмоции, судя по слезам на его глазах, — и исчез, как и три года назад.
— Ты ведь проследил за ним? — спросил я, повернувшись лицом к Хоуку.
Он кивнул.
— В выходные он оставался в своей комнате. Вчера и сегодня ездил на работу, в дом на Мерсер-Айленд и обратно сюда. Все.