–Не суетись, крылатик, – повторил демон, удобнее устраиваясь в кресле, – в глазах рябит.
Габриэль взял себя в руки, выдержал честно ещё пять минут, затем заговорил опять, на этот раз осторожно, стараясь не сказать лишнего, но выразить смутные опасения:
–М…Асмодей? А тебе не кажется странным, то есть, не хочу сказать, чтобы прямо странным, но скорее необычным, вернее, даже не необычным…
–Не юли, – посоветовал Асмодей, – все свои, уж разберусь.
–Я хочу сказать, – это одобрение от демона оказало неожиданно благотворное влияние на Габриэля, и он осмелел, – что это странно? Имена вы дали, а мы, не торгуясь…
–Кажется ли мне, что Небеса темнят, легко соглашаясь на очевидную потерю пятерых влиятельных фигур? – уточнил Асмодей, его самого занимали те же мысли.
–Да, – Габриэль покраснел, – не совсем так, но да.
–Нет, не кажется, – ответил Асмодей без тени смущения. – Я вообще не люблю всякие «кажется», и прочие слабости людского рода. В конце концов, это ваше дело.
–Хорошо, хорошо, – смутился Габриэль, – мне тоже не кажется, совсем.
Асмодей усмехнулся: они поняли друг друга без лишних слов. Обстоятельства могли меняться, могли исчезать и кружиться, а между ним – демоном высшей знати и архистратигом лежала пропасть, и в то же время царило удивительное понимание.
Скрипнула дверь, из неё неторопливо совещаясь, не замечая ничего, вышли, вернее даже выплыли, мудрецы, призванные Подземным Царством.
–Вы не понимаете, сущность искусства состоит в том, чтобы оно служило людям, а не являлось привилегией богатства и ума. Оно должно быть одинаковым.
–Это вы не понимаете, – возражал второй мудрец, совсем не замечая ни Асмодея, ни Габриэля, – одинаковость лишает искусства самого понятия искусства. Искусство ли народная песнь?
Асмодей и Габриэль проводили мудрецов мрачными взглядами.
–Не расползаемся, собаки! – рявкнул демон, и рванул за ними.
Габриэль же заглянул в комнату, и встретился лицом к лицу с Тагасом, который впервые за сто пятьдесят лет встал с ложа, и был бледен.
–Светлейший, – Тагас был слаб от столь долгого лежания, но внутренняя твёрдость была в нём, – я хочу вернуться в строй. Спасибо, что проявили столько терпения, я даже боюсь представить, что стало ценой моего спасения!
–Я тоже, – мрачно согласился Габриэль, поражаясь тому, что мир ещё не рухнул.
***
–разве я не заслуживаю правды? – спросил Азазель в отчаянии.
Люцифер взглянул на него с равнодушием, затем смягчился или, по меньшей мере, сделал вид, что смягчился:
–Что ты хочешь знать?
–Пятеро перешли под наш контроль, а ты спокоен. Хотя это грозит войной, а ты спокоен! Не улыбаешься, не торжествуешь! К чему твоё равнодушие?
Люцифер взглянул на Азазеля с непередаваемой, даже убийственной жалостью, и сказал:
–Моё равнодушие не призвано тебя оскорбить. Пятеро перешли под наш контроль, потому что так согласилось небо, предоставило нам пять душ, которые могут ответить за войну, которых мы можем легко стравить.
Азазель не понимал, но почтительно молчал. Люцифер продолжил:
–А сделали они это не от слепоты, не от глухоты, и даже не от того, что им был нужен тот архангел. Ручаюсь, что его имя едва ли кому известно и едва ли будет кому известно.
–Тогда зачем? Им что, нужна война?
–Им нужна не просто война, – заметил Люцифер, – им нужна война, к которой они не будут иметь отношения. За Крестовые Походы им до сих пор аукается, а это значит, что сейчас они будут осторожнее и будут в дальнейшем желать лишь одного: остаться в чистом, чтобы на них не пал клинок осуждающей истории. Люди помнят, но хуже всего – Небо помнит ещё лучше. Владыка желает войны, но не хочет развязывать её сам. А здесь…пятеро схлестнулись, потянули за собой остальных, погрузили мир в войну, в пламя и в смерть. А виной всему демоны, Подземные гады и мерзавцы.
–Это подло! – не выдержал Азазель и спохватился, – прости, что прервал.
–Это не подло, это будущее. – возразил Светоносный. – И это просто есть. Допускаю, что так и должно быть. Но не сегодня, не сейчас и не так. Возьми лист, возьми убийц и прекрати существование всех этих…– Люцифер поморщился, – людей.
Азазель испуганно молчал.
–Впрочем, того, в конце списка, пока сохрани. Он нам пригодится позже. А пока заверяю тебя, – голос Люцифера стал торжественным, – Небеса получат войну, но они будут виноваты в ней сами, и никогда больше наше имя не станет нести гибель и отвращение, и вещать о заведомой смерти.
–Мы покажем слабость перед небесами, – Азазелю показалось, что он увидел то. Чего не увидел Люцифер.