— Да нет же, — говорит Клайв. — Про искушения речи не шло. Я только сказал, что меня не воротит от мысли замкнуться на одной партнерше.
Киваю.
— Как просто пригласить девушку на танец. А представь, если бы кто-нибудь тебе сказал: «Пригласи девушку на танец, но он будет первым и последним в твоей жизни». Что бы ты тогда ответил?
— Глубокая метафора, — говорит достопочтенный. — Философски ты выразился.
— Наверное.
По недолгому размышлению Клайв выдает:
— А что за танец?
— М-м?
— Ну, последний танец. Под какую музыку?
— Не последний, а единственный. Не знаю. Скажем, «Лунная река» из «Завтрака у Тиффани».
— Правда?
— Почему бы нет?
— Хорошо. «Какое множество миров, и все бы повидать», — замурлыкал Клайв.
— Но не забудь: только один.
— Что, мир?
— Танец.
— Да, понимаю, — говорит он и добавляет: — Да, все так: один танец, одна партнерша.
— В зале, битком набитым красивыми, милыми и добродушными девушками.
— Перегибаешь палку, — стонет он.
Пожимаю плечами.
— Это не я придумал — жизнь такова.
— Слушай, — отвечает наш влюбленный, немного поразмыслив. — Если все эти девушки одинаково красивы, милы и пышногруды…
— Я сказал «добродушны».
— Пусть. Только если они одинаково привлекательны, тогда зачем тебе все?
— Генетически заложено, — вяло замечаю я и, чуть помедлив, добавляю: — Слушай, а ведь ты попал в самую точку.
— Разве?
— В том-то и дело, они не одинаковы. Все — разные. У одной роскошные светлые волосы, другая — смуглая, экзотичная индианка, принцесса чистых кровей…
— Не трожь ее.
— К третьей тянет, потому что она собранна, уверенна в себе, элегантна. Ты уже направился было к ней, и танец уже начался, как вдруг на другом конце зала видишь еще большую прелестницу. Она заполонила собой все: вокруг нее кипит жизнь и царит настоящий хаос, так что и не подойти. Пьяна как сапожник, танцует на столах, трясет распущенными волосами и вскидывает руки…
(Только не подумайте, будто я о Бет.)
— Такие не в моем вкусе, — перебивает Клайв. — То есть я знаю, какой типаж меня привлекает. У каждого сложилось некое представление о желаемой избраннице, и как только ты встречаешь девушку, которая приближается к идеалу, думаешь: это судьба. Вот она, моя вторая половина. А если нет, тогда, конечно, можно рассуждать о том, что все девушки хороши. И хапать побольше из жадности.
— Ага, — соглашаюсь я. — Чем частенько грешат отвратные плешивые политики, у которых и одышка, и плешь, и цвет лица как у обитателя склепа. И все равно они считают прямой обязанностью реализоваться не только на политической арене, но и на столе своего кабинета в Палате общин с молоденькими помощницами и ассистентками. Что поделаешь — должность обязывает, через «не хочу». Главное — хватать, хватать, хватать!
Мы с Клайвом даже придумали новый тип человека: «завсегдатай супермаркета». Наш покупатель идет по жизни, как по магазину, где на полках разложены Идеальная Любовь и Сексуальное Удовлетворение, и считает, будто имеет на них полное право. Он верит: главное знать, на какой полке они лежат, — подходи и бери. Ведь другие же где-то находят — достаточно посмотреть на счастливые лица в рекламе! И он ждет, что найдет в супермаркете жизни все, дабы заполнить пробелы, оставшиеся после неосуществившихся бесплодных надежд шестидесятых, когда он ходил в вареных джинсах с подсолнухами-наклейками. А может, все началось раньше — с падения Британской империи и гибели религии… В нашей жизни больше нет места святыням. Мыслящие, не лишенные чувства меры люди не видят ничего привлекательного в существующих ныне формах вероисповедания, считая их никуда не годными, а то и вовсе путанными. Сказать по правде, даже меня религия повергает в недоумение.
У «завсегдатая супермаркета» продается и покупается все. Полки стонут под весом экзотических, доставленных по воздуху фруктов с непроизносимыми названиями, мяса страусов, которых специально для него вырастили на фермах, и любой несусветной чуши, способной удовлетворить любую прихоть. Но ему всегда чего-то не хватает. Он носится по рядам в поисках специальных, скроенных по особому образцу религий, которые убедят его в существовании вечной жизни или по крайней мере специально смоделированных малюток (хотя бы его гены увидят будущее). И, разумеется, ему никак не обойтись без идеальных любовниц. Потому что наш завсегдатай — идеалист, и нужно ему совсем немного: совершенство.
И вот он остается один. Несчастный и покинутый, без любви и ожиданий, обманувшийся и разуверившийся идеалист, несчастный сиротка в одиноком сказочном мире универсального супермаркета. Я несправедлив?