В ночной смене нас пятеро. Три женщины в зале и две в задних помещениях. Я, как самая молодая, в кухне и на складе. Моя напарница Шанель, пожилая киргизка, в кабинетах наверху.
Настоящее имя Шанель никто не знает. Так её называют исключительно из-за сумки с одноимённым логотипом, которую она носит на сгибе локтя, как английская королева. Не думаю, что сумка настоящая, впрочем, всякое бывает.
Со мной Шанель почти не разговаривает. По первости казалось, что она вообще по-русски не понимает. Потом оказалось, что понимает. Ещё как понимает, но предпочитает, чтобы думали обратное.
Неболтливая уборщица – настоящий клад, и, судя по всему, руководство это ценит. Шанель здесь дольше всех, с самого открытия клуба, и негласно считается старшей.
Меня же она как-то сразу невзлюбила, я даже толком не поняла, за что. У нас разные зоны ответственности, и всего раз Рошанский попросил меня пройтись тряпкой по перилам лестницы на второй этаж – зеркальной той, что в зале. Насколько я понимаю, именно там находятся кабинеты руководства, но дальше той лестницы продвинуться мне не удалось. Шанель налетела на меня коршуном, отобрала тряпку и едва ли не пинкам погнала вниз. Похоже, она вменила себе в обязанность следить не только за порядком, но и отсеивать ненужных посетителей, что, безусловно, излишне, потому как наверху лестницы денно и нощно дежурит охранник – неприметный парень в таком же чёрном костюме, что и Сашка.
Платят здесь вовремя и хорошо. Говорят, это столичные зарплаты. Охотно верю, потому что получаю в два раза больше, чем Юлька платила нашим уборщикам. В нашей ситуации это действительно выход. По крайней мере, теперь мы можем оплачивать счета.
К слову, к моей работе Юля отнеслась негативно. Мы даже впервые за много лет поругались. Что-то останавливает меня назвать подруге истинную причину моего устройства в «Точку», потому настаиваю на версии, что это из-за денег.
– Мы не настолько нуждаемся, чтобы ты драила сортиры! – кричит Юлька, но мы обе знаем, что это не так.
Всё, что можно реализовать – оборудование, остатки товаров – идёт на закрытие счетов поставщикам, зарплату сотрудникам и обязательные налоговые платежи. Правда, волочковские прихвостни пообещали решить эти вопросы без лишних проволочек, но я настаиваю, чтобы Юлька не пустила дела на самотёк, и как могу ей помогаю: читаю бумаги, проверяю платёжки и счета. Голова пухнет после двенадцатичасовой смены, но я это делаю. Всё же, экономические азы, в отличие от Юльки, я постигла. Да и бухгалтер, что составляла для нас отчётность, помогает. При таком раскладе моя зарплата в «Точке» некоторое время будет нашим единственным доходом. А с церберами в виде Шанель и Рошанского это время обещает подзатянуться.
В неделю у меня всего один выходной, и в этот же день, похоже, выходной у Рошанского, потому как на работе он едва ли не круглосуточно. И всё же при любой возможности я стараюсь как можно чаще крутиться возле заветной лестницы. Иногда замечаю посетителей, мужчин и женщин в деловой и не очень одежде, что поднимаются или спускаются по ней, но знакомых среди них нет.
Надежда встретить Тора гаснет с каждым днём. Я даже подумываю пораспрашивать Сашку, но что-то меня останавливает. Нет между нами личных разговоров, лишь подзуживание, которое даже дружеским не назовёшь. И всё же именно он оказывается тем, кто эту надежду возрождает.
В один из коротких ночных перерывов я выхожу на улицу.
Переулок у служебного входа жутковатое место. Все, кто так же выходит передохнуть или покурить, жмутся к кругу света под тусклой лампочкой над дверью. Я же бесстрашно шагаю в темноту, подальше от пропахших табаком стен в сторону мусорных баков.
Едва уловимое движение и огонёк сигареты поначалу напрягает, но, когда из темноты выходит Сашка, я расслабляюсь и по привычке разминаю плечи – как борец перед выходом на ринг.
– Ну как ты, Розовый Кролик? – Первый удар всегда за Сашкой.
– Неплохо, волчара. Снова травишься никотиновыми палочками? Бросал же.
– Было дело. Жизнь нервная.