Виктор Борисович помолчал минутку, поколебался - говорить, не говорить. Наконец решился: — «Прости меня, Марина. Я тебя любил и люблю. Но ты сама много раз говорила, что у нас с тобой нет будущего совместного. А кроме тебя у меня пожалуй и нет ничего в этом мире, что меня держит. Ребёнок взрослый, у него своя жизнь. Жена ... ей я тоже не особо нужен давно уже. Пойду я туда. Если получится туда попасть - хоть какой-то смысл у моей жизни будет. Уверен, что ты бы на моём месте так же поступила. Я не знаю, что будет, если я туда попаду. Возможно в XXI веке будет совсем другой мир, в котором мы с тобой будем совсем другие - и никогда не встретимся. Но в ЭТОМ мире я тебя любил - и был счастлив. Прощай».
Виктор Борисович решительно, с размаху ткнул пальцем в экран смартфона, останавливая запись. Пока не передумал, быстро закинул письмо на почтовик - с отложенной доставкой через 48 часов. Прислушался к окружающей действительности. На крыльце стояла тишина. «Наточил видать» - подумал Виктор Борисович.
Ноут на тумбочке мигал экранными звёздами скринсейвера. Виктор Борисович мазнул пальцем по пластинке тачпада, разблокируя экран. Закачка закончилась, на жёстком диске ноута осели сотни томов, детально описывающие ход Второй Мировой от первого до последнего её дня. «Надо бы деда минимально проинструктировать. Вдруг со мной что случится ...» Мысль о том, что с ним реально может там, в весьма неуютном прошлом, случиться всё что угодно вплоть до летального исхода, Виктор Борисович старательно загнал как можно дальше в глубины подсознания. Всё будет хорошо! Доберутся они до своих, всё расскажут, и вся история пойдёт по другому пути.
Виктор Борисович на минутку представил, как он - в генеральском мундире, с яркой рубиновой звездой Героя Советского Союза на груди - солнечным жарким днём лета 1944 едет в сопровождении охраны и адъютантов на «виллисе» по улицам Берлина ... нет, какого Берлина - по улицам Парижа! Едет по Шан д'Элизей, а вокруг приветствуют его ликующие толпы освобождённых от фашизма и капитализма французских трудящихся ... в том числе и элегантные парижанки в коротких платьицах на стройных фигурках, в кокетливых шляпках с откинутыми вуалетками ... а он, Виктор Борисович, счастливо смеясь, машет французским трудящимся затянутой в рукав белоснежного генеральского кителя рукой и посылает парижанкам воздушные поцелуи ...
Сладостные мечты о светлом будущем прошлом развеяло деликатное покашливание. На пороге веранды стоял дедушка родный во всей своей красе - разве что без трёхлинейки, но уже со свежеотточенной любимой МСЛ на ремне сбоку. Ощутив обращённый на него - слегка смутный ещё от грёз - взгляд внука, дед сказал: — «Давай, Витёк, дежурство налаживать, ежели ты готов уже. Заляжем на крыльце и будем кемарить по очереди. Я так думаю, што ежели окно это обратно откроется - то откроется на том же месте, где и сначала. Тут-то мы с тобой туда и замырнём».
«Давай, дед. Только сперва я тебе расскажу кое-что. Смотри, вот это называется ноутбук. Это такой ... устройство такое, в общем. На нём все книги записаны. Он от электричества работает. Вот это надо в электрическую розетку воткнуть. А это пароль доступа» - Виктор Борисович записал карандашом на салфетке пароль, сунул листок в карманчик ноутовой сумки. - «В общем, если что, нашим отдай, там разберутся».
Виктор Борисович закинул в рюкзак сумку с ноутом. Отправил туда же выключенный смартфон, паспорт и кошелёк («артефакты пригодятся как доказательства для наших там»). Затянул и завязал горловину рюкзака. Всё, готов к труду и обороне.
Нет, не всё ещё. Ещё одна вещь. «Дед, присядь, хочу тебе сказать кое-что». Дед послушно присел на стул, изобразив на лице полное внимание. «Дед, ты сам понимаешь, что вот этот мешок никогда, ни при каких условиях не должен попасть в руки фрицам. Понимаешь?» Дед тихо и серьёзно ответил: — «Понимаю, Витя. Не дурак чай. Гранаты есть у меня. Подорву если что» - «И ещё, дед ... я тоже не должен к ним попасть. Если меня в гестапо пытать будут - я не выдержу. Я им всё расскажу. Поэтому если что ... сделай так, чтобы я к ним живым не попал. Ты - можешь. Ты всё равно толком не знаешь ничего. Поэтому можешь. А мне нельзя. Обещаешь?»