— Её прежний психиатр сказал, что можно обездвижить, пока лекарства не подействуют. Успокаивающие. Я ей вчера давал с едой и водой. Знаю её, так бы отказалась. Сегодня тоже. Это временно. Если есть вариант лучше — ты здесь затем, чтобы обсудить его, а не чушью себе голову забивать.
— А телефон-то вернёте? — ухмыляется он.
— Сначала консультация. На истерики нет времени.
— Вы так уверены, что её не освободят? Что не начнётся разбирательство? Оксана Викторовна, насколько я вижу, настроена решительно. И да, не думаю, что стоит опасаться, что она убьёт себя в ближайшее время.
От этого его «в ближайшее время» меня трясти начинает и хочется ему врезать.
— Скорее, — продолжает мудак с тонкой, острой усмешкой, — она с куда большим удовольствием прикончит вас. А это хороший знак. Ненависть и уныние находятся на разных эмоциональных уровнях.
— Я заметил.
И это радует.
Но полагаться на это смысла нет, вдруг её переклинит. Рисковать не хочу.
Альберт окидывает меня взглядом и произносит:
— Плюс семь, девятьсот шестьдесят три, сто девяносто два, двадцать семь, тридцать один.
— Что это? — моё терпение всё-таки не железное. Хочется вышвырнуть его из квартиры. В мыслях всё ещё мечутся дебильные слова про четыре способа. Какие такие четыре способа?
— Мой номер. Перевод на тинькофф. За консультацию. Сорок тысяч. Остальные триста… — он сужает глаза, прикидывая что-то и договаривает наобум, — восемьдесят тысяч наличкой, пожалуйста.
— С хера ли?
Альберт улыбается. У него стоят виниры, само собой.
— В качестве гарантии того, что я не позвоню в полицию и не стану свидетельствовать против вас в суде. Если он будет, слова Оксаны Викторовны буду отрицать. И наверняка смогу быть хорошим экспертом в оценке её ментального здоровья.
— Никакого суда не будет, — отмахиваюсь я, — она это несёт в неадекватном состоянии. Остынет и всё поймёт.
Альберт усмехается.
— В ином случае я не могу не заявить о домашнем насилии. Ведь если промолчу — стану соучастником. И ради чего?
— Четыреста тысяч — достаточно что ли? — выгибаю я бровь. — Раз ты думаешь, что всё так серьёзно?
— Едва ли у вас есть больше наличкой. Снимать естественно ничего ниоткуда не нужно. Обойдёмся без транзакций.
У меня есть наличкой в кабинете где-то полмиллиона. Лежит просто так на чёрный день, телепаясь под ветром инфляции.
Ну, это среди всего прочего, конечно.
— Это всё, конечно, весело. Но я и без тебя со всем разберусь. На, — швыряю смартфон, Альберт, зараза, его ловит, — звони куда хочешь.
— Полиция берёт дешевле, думаешь? — переход на «ты». Интересно. — Где гарантия, что выйдет. Как долго ты собираешься её держать вот так? У неё наверняка есть те, кто начнут задавать вопросы. Она всё ещё может не оценить твою заботу, когда «придёт в себя», — в иронии в его голосе можно утонуть. — А во сколько обойдётся юрист? Уж точно больше, чем берут доктора. Даже завидую, что в своё время не пошёл на право, — он щёлкает костяшками пальцев и набирает пароль от смартфона. — Но, допустим, деньги не проблема. А как же репутационные потери? Я слышал, что твой бизнес стабильно растёт. Бойз-бенды на коне, песенки про любовь и всё такое, смазливые мордашки. А что будет, если начнётся скандал? Продюсер той-то группы держал свою жену на цепи… А скандал будет. Такие истории очень хорошо продаются, особенно сейчас. Она ещё и книгу напишет о тебе и назовёт её как-то типа «В одной постели с монстром». И я буду на её стороне. Я ведь действительно, — он улыбается, — был так шокирован твоей жестокостью. И та-а-ак сильно сочувствовал бедной Оксане, что немедленно избавил её от тирана. Что, кстати, хорошо скажется на моей репутации. Ну что, Дамир Эльдарович, как тебе такое будущее?
Глава 14. Оксана
Сердце колотится, словно бешеное. До сих пор из головы не выходит картина, где Дамир вырывает телефон из рук Альберта. И в глазах его тёмных и уставших стоит лишь тупое раздражение. Он как будто не понимает, не ведает, что творит.
И я правда боюсь, что Альберта здесь могут прибить.