— Ксюша? — вздрагиваю от знакомого голоса.
Чёрт. Только не он.
Поднимаю взгляд на Богдана.
— Здесь, значит, прячешься от Дамира?
Он ухмыляется. В белом халате, под которым чёрный свитер. Наглая, ненавистная рожа.
— Я не прячусь. Давно хотела сменить врача. Знаешь, с первого же раза нашлась реальная причина моих головных болей.
Он морщится.
— Бред.
Я усмехаюсь:
— Ты что в переходе диплом купил?
Он злится так, будто бы я и вправду попала в точку.
— Идём, отвезу тебя домой.
И... хватает меня за руку.
Глава 23. Богдан
Оксана вырывается и поднимает на меня яростный, колкий взгляд. Это просто смешно, могла бы хотя бы утереть слёзы, прежде чем поднимать глаза на мужчину с таким вызовом?
Да, я был настолько небрежен в учёбе, насколько это вообще позволяет моя стезя, могу это признать. Но всё же свой диплом я не купил. Хотя место в хорошей клинике и не досталось мне за упорный труд.
Кто вообще что-то получается за труд в наше время?
А если никто ничего не получает, тогда зачем стараться?
— Ты идёшь со мной, тварь, — оскорбление вырывается само сабой.
Что поделать, мне трясёт от одного только вида этой женщины. Хочется въебать её головой о стену. Да покрепче. Да не один раз.
Кажется, никто меня так никогда не раздражал, как она. Плаксивая сука.
— Не смей, — шипит она и наступает мне каблуком на носок туфли. Не разжимаю пальцы, но приходится сдержаться, чтобы не ответить ей.
Нельзя трогать женщину Дамира…
Вначале нашего знакомства эта фраза звучала для меня иначе. Ксюшка-то красивая, породистая сучка, яркая, но при этом не вульгарная. Всегда была для меня грёбаным запретным плодом. Что-то в ней было такое манящее. И я злился, клял её последними словами, хотя и знал, что все её фразы, все манеры, этот наклон головы, этот смех, эти черти в глазах, сдержанная, о да, надменность… Всё это было просто присуще этой женщине. Не лично для меня. Для всех. Для всех, кроме Дамира.
С Дамиром наверняка она была покорной маленькой сучкой.
Все они рано или поздно встают на колени…
Хотел бы я на это посмотреть. Но — увы — с этой семейкой пуритан мы никогда не были настолько близки.
— А то что? — окидываю её взглядом. — Ты уже наплела своему благоверному, что я тебя отпустил умирать. Решайте свои проблемы у себя дома. Заебали уже. Домой я тебя и отвезу, не вздумай тут орать и устраивать свой вечный спектакль — сразу в психушку загремишь. Актриса то же мне…
Ну а что, я слышал, она несколько лет проходила на театральный. У них же такая семья утончённая. Папочка режиссёр, мать художница, Оксанка искусствовед или кто там, только Машка решила стать шлюхой, моделью то есть.
Только папочка умер. Вбил девицам в голову, что они могут заниматься подобным и оставил их в одиночестве сходить с ума.
Вот от этого и берётся депрессии и все эти дамочки с тонкой душевной организацией.
Всё что угодно сделают, лишь бы не рожать, бля…
— Позвоночник, — выдаёт она, стиснув ногтями моё запястье. Всего уже поцарапала, а ведь мы даже не трахались. — Не думал, что мои головные боли следствие смещения позвоночных дисков?
О, как заговорила, что бы только понимала в этом…
— Идём.
Но она упирается. Мимо нас проходит медсестричка. Недавно я шлёпнул её по аппетитному заду. Она выгибает светлую бровь. Я ей улыбаюсь. Не останавливается, ничего не спрашивает. Я здесь на замене, уже не в первый раз, так что успел стать любимым доктором многих девиц.
Но мимо ведь не только они могут проходить, эта овца начинает меня напрягать.
— Я уверена, что от твоей халатности пострадала не только я, — настаивает Оксана. Я окидываю её взглядом и понимаю, что она всё ещё красива. Если приглядеться. Нет больше того лоска. Но мне вообще за все эти месяцы она стала казаться страшилищем. Слишком часто приходилось смотреть на это тело, как на предмет. Пациентки возбуждают лишь в первую неделю. Дальше подступает к горлу отторжение. И не только к горлу. — Никто меня нигде не закроет. А знаешь, что это значит, дорогой?