Мне нравится бешенство в его глазах. Потому что в нём свет. Праведный гнев, можно сказать. Совсем не то, что порой было в глазах моего мужа… бычья кровь, эгоизм, властность ради властности. Я смеялась над его токсичной маскулинностью. А вообще-то надо было бежать.
— Долго, дорого и бессмысленно по большому счёту, — отзываюсь тихо, всё ещё не сводя с него взгляда.
— Ну почему же бессмысленно, — выгибает он бровь, в очередной раз стирая кровь, текущую из носа, ладонью. — Такие люди не должны работать врачами. Что если ты действительно не одна такая? И чего он добивался? Не понимаю…
Веду плечом. Честно, я слишком устала, чтобы думать об ублюдке. Нет других слов на него. Меня больше волнует муж, который в любой момент может выйти из-за угла. Муж и тот подарочек, что он мне оставил.
Несправедливо, что я вынуждена думать об убийстве. Что мне придётся это сделать. Ему-то хорошо было. А мне нет, я бы с ним не спала этот год вообще, если бы он позволил. А в итоге я вымотана, опозорена, растоптана двойным предательством, да ещё и убивать нужно.
С другой стороны в моём состоянии и физическом и моральном оставлять ребёнка было бы слишком глупо даже в браке. Ребёнок — это не лекарство. Нужно быть здоровой, чтобы любить. Нужно быть здоровой, чтобы потом год не спать ночами.
И, конечно, нужно не терять маленького ребёнка в прошлом, чтобы не сходить с ума, глядя на маленькие ножки, маленькие ручки, на кого-то похожего на Сая, но вовсе не Сая…
Может быть Богдан даже убил кого-то. Но прямо сейчас мне плевать. Я не хочу бросаться на амбразуру. Не хочу думать о всеобщей справедливости. Не хочу выводить на чистую воду.
Хочу просто не видеть его больше.
Сделать так, чтобы все эти мужчины больше никогда не смели меня касаться.
Он, муж, все их друзья… Фальшивые улыбки, лживые речи, гадкие поступки…
Этим полны мои горькие мысли. А ещё тем, что я сама во всём виновата. Я была бы рада переложить всю ответственность на Дамира. Но он где-то там, а я здесь. И занести руку для удара я могу лишь над собой одной.
Дура, вот же дура, просто идиотка…
Относилась к любви с иронией, уважала себя, строила карьеру. Всегда контролировала свои влюбленности, всегда была сама себе центром жизни. Не понимала этих баб, которым изменяют, которые прощают своих козлов. Он напивается, бьёт её, изменяет, ни во что не ставит, а она всё волочится за ним, всё находит оправдания… Сколько людей правда так живут?
Я была так самоуверенна. Думала, что ничего подобного со мной не произойдёт.
Я не такая как все! Я исключительная! Разумеется, исключительная дура!
Влюбилась, растаяла, поверила. Ничего ужасного не было, мне не приходилось ничего прощать. Но надо было увидеть звоночки, надо было быть внимательнее. Племяшка уже в школу ходит!
Оксана, сколько он тебе врал?
Он мудак, ладно, а ты дура. Ты виновата. Ещё и беременная, какая мерзость, какой стыд…
Сергей продолжает возмущаться, я любуюсь им просто как чем-то приятным, потому что приятного мало вокруг в последнее время. И ем себя, кромсаю на куски и заглатываю не жуя. Метафорически.
Мне плевать на Богдана.
Я хочу, чтобы всё это закончилось…
— Мне кажется, — произношу в ответ на слова Сергея, — что он уже давно мёртв внутри. Может быть, вот что с ним для меня всегда было не так. У него, — делаю неровный шажок к нему, — глаза такие… пустые.
— Как ты? — я пошатываясь, и он подхватывает меня, приобнимает. Не уверена, что в этом есть необходимость. Но мне становится легче.
Значит, есть.
— Умойся, — отвечаю, глядя в его глаза.
— Что? — он усмехается.
Я легко улыбаюсь.
— Я про кровь.
И тут же, сдвинув брови, произношу страшным шёпотом:
— Я хочу сделать аборт.
Он с задержкой кивает. Не выглядит удивлённым или неодобрительным. Скорее даже понимающим.
— Хорошо. Но давай так… Слишком много всего происходит в твоей жизни, давай ты возьмёшь себе несколько дней на подумать?
Вздрагиваю.
— Я не вижу другого выхода. Едва ли что-то изменится через несколько дней.
— Но точно не сегодня, — мягко произносит он.
Я киваю. Конечно, я бы и не смогла. Не выдержала бы сегодня ещё и это.
Он на мгновение приобнимает меня. Это так странно. Может быть, этот жест я и вовсе преувеличиваю. Но меня смущает, что он женат. Что мы почти не знакомы. Что он видел меня в ужасном положении…
Хотя… да, наверное, в этом всё и дело.
Кто я для него?
Вначале, там, на мосту — когда-то роскошная женщина, которую нахваливал друг-художник. Знаменитая в определённых кругах когда-то, интересная. Но грустная. Почему бы не подойти?
А потом… что он видел потом? Жалкую, заплаканную, упавшую низко женщину.
Растоптанную.
И тупую. Тупую, потому что умная бы никогда не вышла замуж за того, кто может заделать ребёнка её сестре, а потом несколько лет делать вид, что всё нормально.
Вот что видит Сергей.
И поэтому он приобнимает меня, поэтому поддерживает.
Он же врач. Хороший человек. Порядочный.
Мне становится противно. Противно от себя самой.
А потом он говорит вдруг:
— Оксана… ты очень красивая.