Дамир, помедлив, кивает.
Я любуюсь огнями ночного города, хочется выйти из машины и просто идти, идти, идти.
— Тебе нужна помощь, Оксана.
Я невольно усмехаюсь.
— Правда? Знаешь определение сумасшествия? Это когда ты делаешь одно и то же, но ожидаешь другого результата. Альберт Эйнштейн.
Муж окидывает меня взглядом через зеркало заднего вида.
— К чему это? Что с тобой вообще такое?
Я представляю, как пытаюсь объяснить ему, ЧТО со мной такое. Он так искренне недоумевает.
От него доносится запашок сладких духов моей сестры…
Я могла бы закатить истерику, могла бы опухнуть от слёз и, наверное, просто сдохнуть здесь, потому что ментальное состояние сказывается на физическом.
Но не буду.
Увидела достаточно. Тут нечего обсуждать. Пусть Дамир уже возьмёт себя в руки и как-то уже оформит отношения с Машей. Алёнке нужен отец, а не перебежчик от одной двери до другой. Делить мужчину с сестрой? Звучит как сюжет для великолепной картины. Которая у меня вызовет разве что усмешку.
— К тому, что Богдан за все эти месяцы мне не помог. Стало только хуже.
— Потому что тебе нужен другой врач, — отзывается Дамир резко. — Богдан не мозгоправ. Но я тебя защищал от участи, попасть сама знаешь куда.
Становится смешно.
— Ты бросил меня. Почему в твоей голове было всего два выбора — вручить меня другу, который даже не пытался найти причину головных болей или же закрыть в больнице? Может, мне и стоило назначить соответственное лечение. А ещё меня стоило не оставлять одну с этим.
Дамир добела пальцев стискивает руль.
— Он был и моим сыном! — кричит он.
— Да, — отзываюсь, обняв себя за плечи, — я помню об этом. Но мне казалось, что ты забыл.
Дамир ничего не отвечает, только сворачивает резко, едва сумев вписаться в поворот.
— Я не собираюсь продолжать лечение у Богдана. Он тебе нравится? Пусть тогда твоим здоровьем и занимается. Ты вообще больше не будешь участвовать в моей жизни.
— В каком смысле? — едва ли не рычит. — Самостоятельная стала? Забыла, как ложку держать не могла?
Нет, увы, не забыла.
— Так я же притворялась всё это время по твоему мнению. Со мной всё в полном порядке, дорогой. Я вполне в состоянии сама себе найти врача. А также переехать. И подать на развод.
Он останавливается. Тормозит резко. У меня всё внутри перетряхивает, теперь немного мутит. Неприятно.
— Развод? Ты с ума сошла? — Дамир даже улыбается. Нервно. — Тебе реально лечиться надо. Я не думал, что всё так серьёзно, Ксюша… Прости, что недоглядел. Сначала мост, теперь это… шизофреничка.
— Погоди, — от эмоций, вмиг вспыхнувших в груди, даже голос начинает сипеть, — то есть общий ребёнок с моей сестрой и фраза «хочу тебя» в сторону Маши — это мне показалось? Я правильно тебя понимаю?
Его всего передёргивает. Словно я сказала что-то ужасное. Хотя отчего же словно? Это ужасно.
— Что это меняет? Ты бы стучать научилась сначала…
Я судорожно выдыхаю. Так и знала, что стоит просто молчать. Чтобы уйти так же молча. Он упрямый, как баран. И вину никогда не умел признавать. Но одно дело — бытовые мелочи или вспышки агрессии, которые у всех бывают. Совсем другое — предательство. И извинялся ведь. Или это за то, что «упустил» меня? Ах, ну разве что так…
Потому что в том, что он мне несколько лет лгал, виновата я одна. Не надо было приходить в гости к сестре. Не надо было дверь ключом открывать. Не надо было слушать чужие разговоры.
Три раза «ха».
— Думаешь, проблема в том, что я это услышала? А не в том, что это в принципе есть? Ты, милый, не ходи в мою спальню по выходным, пожалуйста, у меня там любовники, знаешь ли… Увидишь — сам будешь виноват.
Он сплёвывает себе же под ноги, проводит ладонью по лицу, вздыхает и продолжает ехать.
— Такой бред несёшь…
Я тихо смеюсь в ответ. И с каждым мгновением становится всё горше. Адреналин потихоньку спадает, высвобождая место для апатии и тоски. Неужели это правда мой муж? Я сколько угодно могу улыбаться теперь, но как понять его? Как заделать эту дыру в сердце?