— Да. Спасибо.
— В следующий понедельник будешь на работе?
— А куда же я денусь?
— Давай-давай, там без тебя не всё получается. Роман крутится, как волчок, да и Букреев живёт на работе, но…
— А конкретно, что не так?
— Вот отпуск кончится, тогда и узнаешь. Всё, давай, до встречи.
— Пока.
Гудки ответили ему, что Анна раньше дала отбой.
— Мыслей меньше не стало, — констатировал Арай. — Почему Роман ничего не сказал сегодня? А, ладно, пусть поработают без меня… Значит, Тамару нельзя отпускать от себя ни на шаг. А я и не отпущу.
Он присел в кресло рядом со спальней сына. Почему-то хотелось слушать его дыхание, присматривать за тем, как Саша ловко переворачивается во сне, подоткнув часть одеяла со спины, а другую сторону засунув между ног.
«Я и сам так всегда спал в детстве. Помню, мама хотела укрыть полностью, до самой шеи, но потом обнаруживала одеяло не так, как оставила… Мама. Скоро встретимся. Какой ты стала? Как там отец? Как вы отнесётесь к Тамаре? Не имеет значения. Это моё решение, снова только моё».
Неожиданно ему вспомнилась сотрудница управления Романа, робкая девчушка по имени Неля. Как-то раз она зашла в кабинет с документами; слово за слово, и у него сам собой вырвался вопрос о выборе, который порой так трудно сделать. И вдруг эта маленькая «пчёлка», как часто её называли на работе, набралась смелости и спросила его:
— А может, вы никогда и не делали выбор сами? Его кто-то определял за вас, заставляя следовать не по тому пути?
Высказалась, покраснела, извинилась и выскользнула за дверь, оставив его размышлять. В тот момент, около года назад, перед ним тоже стоял выбор.
«И скорее всего, я бы тогда сделал ошибку. Неля задела своими вопросами, или счастливое стечение обстоятельств, но тогда мне удалось не ступить в грязь. Даже стыдно теперь вспоминать об этом, зная, что завтра Тамара скажет мне «да». Разве можно её сравнить с той, другой, которая едва не вмешалась в мою жизнь. Само слово «сравнение» уже принижает Тамрико. Никогда не расскажу ей о своём позоре. Или задетой гордости?»
Арай вздохнул и улёгся головой на спинку кресла. Понимал, что надо бы выспаться перед важным завтрашним событием, но в сон даже не тянуло. Чувствовал: эта ночь дана для того, чтобы оставить позади всё, о чём не надо вспоминать в будущей жизни.
«Тамара — тепло, свет, добро. И сила, магнит, огонь. Почему-то кажется, что обычного слова «любовь» слишком мало для неё. Как не обнять небо, так и не выразить того, что чувствую к ней. Я бы хотел прожить весь остаток дней с моей Тамрико. Теперь надо сделать так, чтобы и ей этого захотелось с той же силой. Но необходимо быть достойным такой женщины. Для неё слова — пустое место. Да я и не мастак по говорливости. — Стоило закрыть глаза, как перед ним возникла её улыбка, добрая хитринка и лёгкая грусть в глазах. — Немного было женщин в моей жизни. Она лучшая».
Усилием воли заставил себя перенестись в те дни, которые остались в памяти серым болотом с неприятным душком, чтобы навсегда вычеркнуть их из памяти. Это случилось с ним около года назад, незадолго до переезда в гостиницу. Тогда Арай ещё жил в съёмной квартире, которую нашёл после того, как закончилась семейное сосуществование. Здесь его всё устраивало: близко к работе, можно даже дойти пешком; тихий старый район; пожилая хозяйка, появлявшаяся очень редко. Они заключили договор, чтобы не было проблем с законом. Оплата поступала раз в квартал на карточку старушки-пенсионерки. Почему она решила оформить квартиру на дочь Виолетту, Арая не интересовало, но знакомство с молодой женщиной лет тридцати оставило странное, не очень приятное впечатление. Ему показалось тогда, что она смотрела на него не просто оценивающим взглядом, а жадно-плотоядным. Он списал тогда это ощущение на усталость и забыл почти сразу. Однако новая владелица жилья стала часто навещать его. А учитывая то, как поздно постоялец возвращался с работы, выходило «на ночь глядя». Араю это не нравилось, хотелось выспаться, отдохнуть, но вынужден был выслушивать слезливые, с придыханием жалобы на её сложную жизнь матери-одиночки и недвусмысленные намёки на желание «слепить вместе» два одиночества. Упоминание о дочери-подростке пятнадцати лет удивило его, и она поспешила сообщить, что родила её чуть ли не в шестнадцать, конечно, по большой любви. Но наличие ребёнка не будет мешать их встречам. Такая настырность его просто обескураживала. Ответить ей грубо не мог, не позволяло воспитанное с детства уважение к женщине. Она же воспринимала его молчание за скромность, несмелость и, видимо, согласие. Виолетта была маленького роста, чуть больше полутора метров, в меру стройная, с копной прямых волос цвета ржавчины, с круглым лицом, усыпанным веснушками. Голубые глаза казались очень яркими на фоне этих красновато-коричневых оттенков. В ней не было ничего искусственного… кроме поведения и подачи себя.