— А что ты делаешь, когда остаешься дома одна? — поинтересовался Сент-Ив.
— Чаще всего залезаю под одеяло и смотрю комиксы. Приношу себе из кухни что-нибудь вкусненькое.
— Позавидуешь тебе. А не скучаешь? Совсем? Ни капельки?
— Скучаю немного. Иногда смотрю телевизор. Или придумываю истории.
— Какие?
— Ну, просто истории… всякие…
Бледное личико Эллы порозовело.
— А выходные как провела? — задал новый вопрос Сент-Ив. — Сестра оставила тебя в покое?
У Эллы была старшая сестра, Жад, ей исполнилось уже семнадцать, и, судя по всему, она была очень ревнивой.
— Жад говорит, что мама меня балует, что не существует никаких школьных фобий. А в воскресенье она устроила скандал, потому что я, видите ли, рылась у нее в шкафу.
— А ты рылась?
Элла замялась, прежде чем ответить «нет».
— Ты рылась, но совсем чуть-чуть, — предположил Сент-Ив.
Она засмеялась, но отрицать не стала.
— Я вам кое-что скажу, но вы никому, да?
— Из этих стен — ни слова без твоего разрешения.
Элла приоткрыла рот и как будто сама удивилась, что из него не вылетело ни звука. В кабинете стало тихо-тихо, секунды превратились в минуту.
— Хочешь — напиши, — предложил Сент-Ив.
Элла схватилась за рюкзак, вытащила ручку, ежедневник и вырвала из него листок. Нацарапала несколько слов, потом смяла бумажку и поднесла ко рту, словно собиралась проглотить, но все-таки протянула Спасителю. Он развернул и прочитал: «В воскресенье у меня начались месячные». Впервые, понял Сент-Ив. Этим и объяснялись тошнота, плохое самочувствие, сидение в туалете, побег с урока физкультуры.
— Ты знала, что однажды это с тобой произойдет?
— Да.
— И как тебе это показалось?
— Ужасно.
Спаситель понял, что она сейчас расплачется.
— А что тебе сказала мама?
— Ничего.
— Как — ничего?
— Я ей ничего не сказала.
— И поэтому рылась в вещах сестры… Искала то, что тебе понадобилось.
Элла закусила губу чуть ли не до крови и кивнула. Больше она не хотела об этом говорить.
— А кому-нибудь из подружек в классе сказала? — настаивал Спаситель.
— Нет! — вскинулась Элла.
— А своей кузине в «Фейсбуке»?
— Да нет, с чего я буду об этом говорить?
— Чтобы узнать, как справляются другие девочки. Они тебе что-нибудь посоветовали бы. При месячных ведь бывают боли, да?
— Не хочу.
— Чего ты не хочешь?
— Не хочу об этом говорить.
— Ладно. А о чем хочешь говорить?
Снова повисло молчание. Прошла минута, другая.
— Я хочу домой, — пробормотала Элла и взялась за рюкзачок.
— Погоди немножко. Потерпи еще минут десять. Даже если я, здоровенный психолог, не смог уберечь тебя от месячных.
Она рассмеялась и тут же смахнула слезы, набежавшие на глаза.
— Это не ваша вина.
— Без моей вины тоже не обошлось. Я мог бы понять, что тебе не хочется говорить, и не настаивать. Я повел себя глупо, и потом, я считал, что все девочки рады, когда у них начинаются месячные. Но у меня же нет дочки, я, собственно, и не знаю, как чувствуют себя девочки.
Пока Сент-Ив ругал себя за бестолковость, Элла немного расслабилась; едва заметная улыбка тронула ее губы.
— Лично я не хотела с самого начала, — стала она растолковывать психологу, — никакой груди, волос, всей этой гадости.
— Всей этой гадости, — повторил Спаситель.
— Хотела остаться как есть.
— Маленькой девочкой.
— Да. То есть нет. В общем…
Элла снова замолчала.
— В общем? Договаривай, Элла. Ты можешь говорить тут все что хочешь. Это тебе никак не повредит. Так что же — в общем?
— В общем, глупость. В любом случае, это невозможно.
— Что невозможно?
— Перестать быть девочкой.
— Тебе не хочется быть девочкой?
— Мальчиком лучше, правда?
Она впилась в Спасителя взглядом, словно он должен был немедленно подтвердить, что так оно и есть.
— Значит, ты думаешь, что лучше быть мальчиком?
— Когда я рассказываю себе истории, то я в них всегда мальчик.
Тонкая белая кожа Эллы вновь порозовела, словно внутри зажглась лампочка под розовым абажуром.
— Вечером перед сном я ухожу в мечты. — Голос Эллы зазвучал восторженно. — Как будто меня зовут Эллиот, а не Элла. Я всемогущ. Я вижу людей насквозь, и, если у человека злое сердце, если он может причинить мне вред, я могу его уничтожить. Да-да, уничтожить! И как будто есть девушка, влюбленная в меня, она дочь короля, мы можем видеться только тайно, в темном-претемном погребе, потому что ее старший брат хочет завладеть моим даром.