- Юрасик, - нормировщица Люська положила локотки на круп Возницкому и с легкой истомой посмотрела в глаза кентавру, - Рождество ведь, а?
Юран в кожаном фартуке поворошил в горне пылающий кокс и придвинул поближе к краю толстую железную болванку, светившуюся уже нестерпимо белым. Отложив кочергу в сторону, он оглянулся на Люську, но только она открыла рот, как хвост Юрана, заплетенный самой же Люськой в африканские косички-дрэды, игриво шлепнул ее по заду.
Нормировщица взвизгнула от неожиданности, Возницкий жизнерадостно расхохотался, схватил влюбленную Люську за талию и посадил себе на спину.
- Дурак, - надула губки Люська.
- Ага! - еще громче засмеялся Юран и стал напяливать на широченные ладони свои рабочие рукавицы. Те уже изрядно промаслились, кое-где были прожжены, но Возницкий никогда не менял рукавиц прежде, чем обожжется. Следы ожогов щедро украшали его руки. - Лючия, не отвлекай.
С этими словами он взял в руки клещи, выхватил из огня заготовку и прыгнул к молоту, возвышавшемуся в трех метрах от горна. Щелкнула кнопка пускателя, молот взвыл, и лоснящийся маслом поршень пришел в движение, показавшееся Люське весьма двусмысленным.
Юран положил заготовку на боек и левым передним копытом нажал на педаль молота.
Пока трехсоткилограммовый цилиндр ритмично лупил по раскаленному металлу, Люська с любовью смотрела, как Юран проворно поворачивает железку под удар то одним, то другим боком, время от времени проверяя размеры поковки штангеном. Левша.
Железяка постепенно оформилась в шестигранник, темно-красный, светящийся изнутри, похожий на таинственный артефакт из фантастических фильмов. Юран несколько раз прогнал его вдоль бойков и положил в песок, рассыпанный на полу, остывать.
Молот смолк, Люська сама спрыгнула с кентавра и пошла вон из кузницы, как будто обиделась. Возницкий догонять не стал - знал, гад, что просто так она не уйдет.
- Вот чего ты такая сволочь, Возницкий? - Люська развернулась и пошла в лобовую атаку. - Я ему намекаю, намекаю...
- А ты не намекай, ты прямо скажи. - Красная бородатая рожа Юрана осклабилась.
- Не могу, я девушка. - На глазах Люськи выступили слезы.
- Ой-ой, какие мы нежные! - Передразнил кузнец. - А я дедушка, мне через три года сороковник стукнет, я тебе в папы гожусь.
- Дурак, - всхлипнула Люська. - Сам только сказал - дедушка, а потом сразу - папа.
Она хотела еще что-то сказать, потом фыркнула и выбежала прочь, едва не сбив с ног конюха Ваську, входившего в кузню с уличного входа.
- Куда? - Васька в сердцах хлопнул себя по ляжкам. - Совсем сдурела! Там же мороз, а она в косынке...
- Кровь играет, - пожал плечами Юран. - Садись.
Васька уселся на колченогий стул возле здоровенного дубового чурбака, заменявшего сменщикам Юрана стол, и вынул из-за пазухи литру.
- С Рождеством.
- Варвар, - радостно вскричал Возницкий. - Варвар. Отмывай стаканы, доставай закусь, я сейчас...
Выглянув во двор, Юран заметил синий ватник Люськи, мелькнувший за углом основного корпуса, и это значило только одно - девка успокоилась и вернулась в цех. Возницкий вздохнул и подумал, что, может быть, действительно пора понять намек и провести Рождество... Ладно, в следующий раз.
- Ну, тебя только за смертью посылать. - У Васьки изо рта уже свешивалась квашеная капуста, чей тминно-укропный запах дополнял дух "Столыпинской особой", не Бог весть какой водки, но все же неплохой для конца рабочего дня на вредном производстве.
Через десять минут кузница наполнилась автослесарями, токарями и прочим работным людом, каждый со своей долей праздничного ужина на рабочем месте...
На вокзале, прежде чем сесть в электричку и отправиться домой к матушке, в Волхов, Юран по давней привычке зашел по делу в привокзальный сортир (туалеты в электричках не рассчитаны на кентавров), и у третьей кабинки от входа остолбенел.
На ней какой-то вандал размашистым почерком нацарапал: ""Зенит" - лохи, "Спартак" - чемпион!"
Так и не отлив, Юран вышел на перрон, постоял, разглядывая пестрый зимний люд, потом вошел в здание вокзала, подошел к таксофону и позвонил домой.
- Слушаю. - После четвертого гудка мама таки подняла трубку. Дома было шумно - наверняка приехали сестры с семьями, теперь недели две матушка будет нянькаться с внуками-подростками и зятьями-занудами. - Юра, это ты?
- Привет, мам! - Юран улыбнулся: мама чувствует, когда он улыбается, даже по телефону. - Мам, у меня заказ срочный, шабашка, на неделю в Питере задержусь.
- Роза с Ирой приехали, ты знаешь? Не опоздай.
- Целую, мам. Поздравь всех, скажи, что через неделю приеду.
- Привези ребятам чего-нибудь... игры какие-нибудь.
- Обязательно. Пока.
Повесил трубку. Потом вновь снял, набрал комбинацию из семи цифр, и, когда солидный мужской голос сообщил, что профессор Красс слушает, Юран бухнул:
- Сами вы лохи!
Через пять минут он скрылся в питерской подземке.
Восьмое января
"...таким образом накануне февральского путча вся агентурная сеть Германии была раскрыта..."
Пых. Пых. Плохой табак.
Крокодил одну за другой курил сигареты и папиросы всех марок, найденных им в табачных ларьках Питера, и листал приобретенную в магазине военной книги на углу Большой Конюшенной и Невского монографию "История российской монархии: от самодержавия до парламентаризма" некоего Дмитрия Волконогова.
Запах и вкус одной из папирос показался ему странноватым, но изысканным. Крокодил взглянул на коробку. На картонной крышке был изображен фрагмент географической карты, довольно топорно исполненный, и над картой название: "Беломор".
"Ага, конопля", - понял Крокодил, и странный запах вдруг обрел название - анаша. Известно, что в Российской империи наркобизнес не нашел благодатной почвы: все наркотики запрещены к массовому употреблению еще с восемнадцатого года, и единственный легкий конопляный наркотик с правом употребления не ранее чем с тридцати лет - анаша, которую мешают с легкими сортами табака и забивают в особым образом скрученные гильзы, в узкой среде именуемые косяками. И в районе Онежской губы расположена единственная фабрика по производству косяков. Как ни странно, уровень употребления данной марки в России невелик, производство ее процветает только за счет экспорта в Амстердам, где "Беломор" - качественная экзотика.
Все это мгновенно пронеслось в мозгу Крокодила, как справка из путеводителя. Он сгреб пачки всех прочих марок в наволочку и выбросил в мусоропровод, затем вернулся в спальню и продолжил чтение монографии о русских царях.
Ага, вот интересное:
"...Ульянов, известный также как Ленин, был случайно задержан казачьим разъездом в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября..." Так, бла-бла-бла... "...с Урала с триумфом возвращалось в Петроград семейство Николая Второго...", пыф, как интересно... "...Брестский мир, и таким образом навсегда вышла из военной истории Европы. На сегодняшний день Германия на добровольных началах - российская провинция, что не мешает ей быть центром развития оптико-информационных технологий и аграрных наук, а Берлин по праву является столицей мировой этнографии...", пропустим... "...вершиной столыпинских реформ стал небывалый подъем российской экономики в середине сороковых..." - это уже оскомину набило, пролистываем... "...непростой вопрос государственной религии..."
Так, отсюда подробнее:
"Одним из самых злободневных вопросов современной парламентской монархии является непростой вопрос государственной религии. Православие со своей тысячелетней историей довлеет над Думой и Его Императорским Величеством, но нельзя забывать, что на Кавказе и в Средней Азии подавляющее большинство - приверженцы ислама, а на Дальнем Востоке, в Туве и на Памире буддисты с небольшой прослойкой последователей Кун-Цзы, есть еще и кришнаиты, и прочие граждане империи, исповедующие восточные религии политеистического характера. Несмотря на то, что Православная Церковь не может влиять на жизнь государства в целом..."