Он надел на себя уже рваный в некоторых местах комбинезон и повязал себе на шею платок, с которым теперь никогда не расставался.
Лучше было дышать через него, чем потом харкать кровью, когда легкие откажут. Такие платки теперь носили все, это была новая примета времени.
— Что у нас на обед? — спросил он, входя на кухню. Вик смущенно улыбнулся.
— Я попробовал сварить новый суп с окороком и солеными огурцами, получилось очень даже неплохо, — сказал он. — Мне все больше нравится этот дом. Если у нас не получится добраться до твоего города, то я вернусь сюда, и буду здесь жить.
— Долго ты здесь не проживешь, — сказал Майк, садясь за стол. — Еда скоро кончится, и тебе снова придется возвращаться в город.
— В городе тоже еда кончается, — ответил Вик, разливая по тарелкам суп. — Не зря же Шрам начал новую войну. Все когда-то кончается, им всем придется уходить из города, или умирать.
— Это точно, — сказал Майк, беря ложку. — Если мы хотим жить, то пора самим начинать что-то выращивать для еды, а не пользоваться тем, что осталось от лучших времен.
— Крестьяне выращивают, но только им самим этого не хватает, — сказал Вик. — Пока не появится солнце, вряд ли урожаи будут хорошими.
— У нас в городе пока не стоит вопрос голода, — сказал Майк. — Мы используем стратегические запасы, благо, что склады находятся недалеко.
— Вам повезло, — сказал Вик.
— Но, за это везение нам пришлось воевать за то, чтобы не захватили нашу землю, — сказал Майк. — В том числе мы воевали и за вас.
— За нас вряд ли, — сказал Вик. — Наши радиоактивные земли никому не нужны.
— Возможно, в этом ты прав, — сказал Майк, беря ложку. — Как ты думаешь сейчас сколько времени? Утро уже настало, или нет? Теперь, когда солнца не видно, время стало измерять нечем.
— Сейчас раннее утро, — сказал Вик, садясь рядом за стол. — Примерно шесть часов, мы с тобой вчера легли спать около восьми часов вечера.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Майк. — У тебя, что есть часы?
— Часов нет, они испортились сразу после взрыва, поэтому пришлось их выкинуть, — сказал Вик. — А время я просто чувствую.
— Ты постоянно говоришь о своих чувствах, — улыбнулся Майк. — Чувствую это, чувствую то, откуда у тебя появились такие чувства.
— Все это идет от души, — сказал Вик. — Во мне просыпается какое-то знание, которое, возможно, всегда было во мне, только я его раньше не ощущал. А может быть это что-то другое. Этот мир очень сложен, и мы успели понять только малую часть, а уже возомнили себя венцом вселенной.
— Да уж венец, — горько усмехнулся Майк. — Харкающий кровью, умирающий от всевозможных болезней, гниющий заживо от своей же глупости. Сейчас бы найти того венца вселенной, кто придумал эту страшную бомбу и показать ему то, что он натворил со всеми нами.
— Люди, которые придумали атомную бомбу, уже все благополучно умерли, — сказал Вик. — И, когда они её придумывали, то думали, что делают это для блага своей страны.
— Давно сказано, что дорога в ад вымощена благими намерениями, — сказал Майк. — И только сейчас эта мысль обрела свое практическое воплощение, мы создали ад на самой земле.
— А я подумал о том, что, когда люди уничтожили всех хищников, которые им угрожали, — сказал Вик — Тогда они сами разделились на группы и стали хищниками друг для друга.
Мы, как один биологический вид, не должны уничтожать друг друга, но мы это делаем. Самое забавное в том, что стоит появиться какой-то угрозе, мы сразу объединяемся, забыв все распри, а потом снова ссоримся и делимся на группы. И из этого сразу понятно, что против программы размножения работает программа нашего уничтожения.
— Как-то перед войной я прочитал книгу, — сказал Майк. — В ней автор с непонятной мне горячностью пытался объяснить, что люди, это биологические роботы, созданные инопланетянами для каких-то своих целей. А теперь и ты рассказываешь мне то же самое.
— Не то же самое, — пожал плечами Вик. — Мы не более роботы, чем все, что нас окружает, или окружало. И животные, и насекомые, и растения, все вокруг работает по одной программе, просто используются разные ее вариации.
Считать, что только люди запрограммированы, это наша обычная человеческая спесь.
А мы ничем не отличаемся, мы такие же, как всё живое вокруг. Единственная разница в душе, но это просто следующий этап развития.
— Вчера ты начал рассказывать об этом, но я тебя перебил, — сказал Майк. — Значит, ты считаешь, что все-таки душа и есть наш путь дальнейшей эволюции?