— Опиум, — произнес Филипп, когда дым вокруг него рассеялся.
Глава 32
Казак ловко подхватил сничный замок и распахнул дверь, выпуская из амбарной избы тяжелый запах гниющих тряпок и мышиного помета. Завадский и Мартемьян Захарович зажали носы.
— Показывай! — приказал воевода второму казаку с большой многосвечной шандалой.
Казак вошел в тесный амбар без окон, вдоль стен на лавках и полках валялись киргизские тряпки — кушаки, попоны, халаты — местами обгорелые, рваные, пропитанные засохшей кровью.
— Сжечь бы сие и дело с концом… — Брезгливо морщился Мартемьян.
— Где? — спросил Завадский у казака.
Казак с шандалой прошел в угол, вытащил из-под груды ржавых помятых шлемов казенный зеленый сундук, распахнул крышку. К спертому запаху гниения добавился слабый травяной дух.
Бесноватый подошел, присел на корточки, порылся в сундуке и извлек темный от грязи льняной мешочек с кожаным шнурком.
— Это оно? — посмотрел Филипп на очевидно твердый как камень мешочек.
Бесноватый кивнул и извлек из сундука еще один.
Через полчаса все найденные в амбаре аналогичные мешочки лежали на столе в приказной избе Красноярского острога. Всего тридцать четыре штуки. Некоторые совсем крошечные, некоторые размером с яблоко, но в основном средние — с чесночную головку. Казаки были посланы проверить другие амбары, где хранились вещи убитых и плененных киргизов во время последней попытки взять в осаду острог.
Завадский сидел перед столом, разглядывая невзрачные мешочки. Здесь едва ли наберется хотя бы фунт. Если повезет — найдут еще и возможно прибавится от того, что сумеют найти посланные гонцы в Ачинский острог, где тоже хранились вещи киргизов.
Мартемьян Захарович встал у стены и скрестил на груди руки, от чего натянулась в плечах его черная бархатная ферязь, украшенная жемчугом.
— Ин сию дрянью ты снимаешься торговати? — спросил он, с сомнением глядя на мешочки.
— Эта дрянь сделает нас богаче Строгановых.
— Ежели б не ведал о тебе, брат, почтил еже ты навроде деревенского дурачка.
В это время дверь отворилась и казаки ввели в избу щуплого киргиза в кандалах в сопровождении Бесноватого.
— Это он? — спросил Завадский.
— Возможно. — Ответил Бесноватый.
Филипп кивнул. Киргиза подвели к столу. Загремели цепи кандалов. Киргиз немного дрожал — то ли от холода (он был только в рваном исподнем) то ли от страха, однако держаться он старался достойно, хотя глаза его бегали — от Завадского к столу и страшному воеводе Мартемьяну Захаровичу.
— Знаешь, что это такое? — спросил Завадский.
Бесноватый перевел. Киргиз посмотрел на него и кивнул.
— Зачем это вам?
Киргиз произнес несколько шипящих фраз и кивнул на стол, оттопырив нижнюю губу.
— Это зелье убирает боль и страх.
Мартемьян при этих словах скептически изогнул бровь.
— Спроси, знает ли он как его выращивать?
Бес перевел:
— Он сказывает, отроком поспешествовал [помогал] своему отцу сеять и собирать сок, егда зрели плоды. Таже мало его сушили.
Завадский обрадованно улыбнулся, встал, поглядел на Мартемьяна и вновь повернувшись к киргизу, спросил:
— Хочешь получить свободу?
После переведенного Бесноватым вопроса, у киргиза загорелись глаза и он быстро закивал.
— Тогда научи нас выращивать мак.
— Верно ли еже сказал степняк али все варварское блядословие? — спросил Мартемьян, стоя перед готовым к отбытию обозом. — Унимает боль? И страх?
— И не только, — усмехнулся Завадский, — но не вздумай проверять, Мартемьян. Эта дрянь может сделать тебя богатым, а может убить, если станешь ее рабом. В этом ее коварство.
— Идеже буде ее родити?
— Мак неприхотлив, хватит наших полей, но есть одна проблема, для решения которой нужна твоя помощь. Мы должны достать семена.