— Ворог в остроге! Шибай, братцы! Сюды!
На последней фразе его грудь пронзила стрела Беса, но сигнал он подать успел. Аманат с Баканом уже спускались по лестнице. По мостам раздавался топот с обеих сторон. Антон выстрелил во тьму из одного пистолета, затем из второго. Под ними заливалась лаем уже целая орава собак. Они первыми прибежали на шум. За острогом тоже зазвучали выстрелы. К ужасу Филиппа, конский топот и крики приближались в их сторону. Завадский скатился по лестнице и сломал последнюю перекладину. Данила едва не свалился на него, следом спрыгнул Антон, а Бесноватый все еще стрелял в кого-то из лука на башне.
— Бес! — закричал Филипп снизу. Из тьмы под навесом хищной птицей выпорхнула фигура и вместе с лестницей как в третьесортном фильме про ковбоев, ловко приземлилась в траву, превратившись в Бесноватого. Как обычно его нечеловечески стремительные движения и завораживающая удаль придали уверенности остальным. Только аманат испуганно глядел на приближающихся всадников с факелами. Впереди же, со стороны перелеска не переставая ухала неясыть.
Слева звучали трескучие залпы, у Филиппа колотилось сердце — он боялся, что стрельцы добрались до первой группы и уже расстреливают ее. Он бежал в тумане за Антоном, который двигался так быстро и легко, словно кругом была не тьма, а самый разгар дня. У речки им навстречу поднялся Аким с Филином и у Завадского отлегло от сердца, когда он увидел что все братья уже здесь. Савка поднимал коней, которых уложил для маскировки. Между тем, первая группа стрельцов приблизилась — они проскакали с факелами в сотне саженей, повернули к острогу, кто-то увидел лестницу и мертвого стрельца во рву.
— Оттоли, братцы! — закричал он, указывая в сторону речки, но староверов и тунгусов там уже не было — оседлав быстрых коней, они скакали в ночи за Савкой.
— Признаюсь, Филипп, разумел я с почину еже ты простой болтун. Ведаешь? Из тех самоуверенных дураков овые веруют еже одной силой пустозвонья мочно всего поимати. Обаче ты сумел меня удивить. — Перевел Бакан слова Бодула.
Втроем они стояли на вершине холма, с которого открывался потрясающий вид — море елового леса поднималось к далекой горной гряде с заснеженными вершинами.
— Бакан покажет тебе путь, — продолжил Бодул, — ты узришь хорошую дорогу и годе грядити ею впредь.
— Спасибо.
— Но помни, — Бодул прищурился на горы, — мой народ живет зде тысячи лет, тебе и жизни не хватит сведать даже об одном таком пути, а тут их сотни. Мы ведаем каждое дерево, каждый куст, коегаждо холм…
— Я ценю твою помощь.
Бодул кивнул, видимо считая, что такой ответ вполне подходит для завершения пафосного диалога, но Филипп не уходил — самоуверенному «луче» было нужно что-то еще. Бодул обернулся, встряхнул головой, избавляясь от назойливой пряди.
— Позволь спросить, Бодул.
Вождь снисходительно кивнул.
— Что ты скажешь о границе с Маньчжурией?
— Сия земля тоже наша. — Тунгус посмотрел на Филиппа. — Что не так?
— Я полагал, что земля принадлежит тому, кто ее контролирует.
Бодул неожиданно рассмеялся.
— А ты почитаешь иначе, луча?
Последнюю фразу Филипп запомнил, но осознает он ее позже — когда тунгусы станут одним из несущих элементов его империи, а пока он пробирался по тайным высеченным тропам через густые леса, по речным бродам, запутанным ущельям и пещерам. Его люди запоминали дорогу — все повороты, тайные знаки, ловушки, камни-указатели на распутьях, стоянки, укрытия и пещеры. На тринадцатый день пути еловый лес превратился в непроходимую чащобу, они с трудом тянули коней, натыкались на останки старого бурелома и вдруг — вышли к каменным столбам, за которым простиралось поле с высокой травой, а вдали, возвышались деревянные постройки.
— За полем дорога на Шильский острог, — сказал Бакан, — до него четыре версты отсюда.
— Шильский острог? — удивился Филипп. — Как такое возможно?
— Сый путь еще не самый короткий.
— Ты шутишь? Да по линейке на карте отмеришь больше.
Бакан улыбнулся.
— Он короче твоей линейки, логофет.
— Колись, Бакан! — Филипп хлопнул тунгуса по плечу. — В чем подвох?
За время пути Бакан сдружился с братьями. Казалось, что их веселая бродячая жизнь ему приходилась по нраву, в отличие от скучных обязанностей помощника Бодула. Но он был племянником вождя и не имел права выбирать свою судьбу. Бакан поведал Филиппу об этом и о том, что в подчинении Бодула находилось почти десять тысяч воинов-тунгусов.