К ним на двор заходили не только ради покупок, но и просто познакомиться и поглазеть. Среди последних были в основном русские купцы, они живо интересовались кто такие братья, чем торгуют. Братья угощали их дорогим горным улуном с сахаром, пряниками и «честно» отвечали, что торгуют сонным табаком, выкупленном у киргизов. В один из дней зашел к ним на двор высокий тощий купец с холопами, судя по виду — боевыми. Одет купец был по-московски: бархатная ферязь, красные сапожки, отороченная лисой мурмолка. Борода клином, взгляд плутоватый, длинный язык то и дело облизывал треугольные губы. Держался как будто скромно, но Филипп догадался, что это непростой гость. Назвался он енисейским промысловиком Агриппушкой Дрынниковым, торговцем солью и лошадьми «из-под Маковска».
Он очень хвалил братьев и Завадского, который в свою очередь представился ему «простым Красноярским купцом». Шутил, «радовался» за успешную торговлю, всячески желал удачи, поглаживая свою бороденку, пока хитроватые глаза его рыскали по двору, буквально заваленному дорогими китайскими товарами.
Как только он ушел, Филипп с минуту щурился на забор, а потом позвал Антона с Савкой и говорил с ними о чем-то минут десять, после чего братья сели на свежекупленных выносливых лошадей и ускакали в ночь.
За две недели они распродали двадцать три пуда опиума. Темп был отличным, он опережал даже лучшие прогнозы Филиппа. Все шло как будто даже слишком гладко, поток покупателей не прекращался, пока в один из дней к ним никто не пришел. До обеда — ни одного покупателя. Только мелкий китайский чиновник зашел сведаться о наличии жалоб и забрать небольшой налог на торговлю, да какой-то рябой купец из Шильска с понурым видом, которому дали из жалости банку мартемьяновского меда с кедровыми орехами.
Филипп отправил на разведку Данилу с Акимом и старика Борю. Братья вернулись через два часа и сказали, что сведать ничего не удалось. Все торговцы молчат, как рыбы, но из обрывков бесед, уловленных Борей, стало понятно, что в Ургу прибыл кто-то важный и влиятельный. Поскольку вся прочая торговля в Урге шла обычным своим чередом, Завадский понял, что у них намечаются долгожданные проблемы. Он решил напрямую выяснить все у торговых властей Урги и поручил подготовить взятки, но тут Данила сообщил ему, что вокруг их двора рассредоточились вооруженные китайцы.
Филипп выглянул за ворота.
У двора действительно толпились хмурые китайские воины, сильно отличавшиеся от обычных ургинских стражей. Эти были осанистей, глядели строже и одеты все одинаково — в красные халаты с кольчугой, шлемы, и мягкие туфли, как у артистов балета. Вооружены мечами, а некоторые даже имели на поясе некое подобие пистолей со стволами крупного калибра. Все воины посмотрели на Филиппа, но тотчас расступились, среагировав на какую-то отрывистую команду. Из-за них по образовавшемуся коридору вышла целая делегация — восемь китайцев средних лет в разноцветных шелковых платьях, среди которых самым первым шел совсем молодой на вид человек с женоподобным лицом в желтом кафтане с вышитыми на нем красными драконами (позже Филипп узнает, что носить изображения драконов на одежде имеет право только цинская знать и крупные чиновники).
Завадский поздоровался слегка поклонившись. Подошедший к нему молодой китаец ответил легким кивком. От важности, исходившей от китайцев как будто сгущался воздух, братья мигом поняли, что прибывшие к ним люди серьезные и замерли. Боря неслышно возник и зная китайские обычаи — в пояс поклонился юноше.
— Прошу, — дружелюбно сказал Филипп, указывая на распахнутую дверь в главную избу, которую они использовали для приемов.
Делегация молча вошла. Завадский указал на большой стол с креслами, но за стол сел только юноша, а остальные китайцы встали у стены за его спиной. Филипп сел напротив, киргиз Боря примостился сбоку, склонившись в три погибели.
Китаец некоторое время молчал, разглядывая Филиппа чересчур комичным для юноши строгим взором, затем произнес что-то спокойным тихим голосом.