Не доезжая до Селенгинска, они планировали повернуть на Иркутск, обогнув Байкал с юга и нанять струги на Ангаре. Дорога была проезжая, хорошая, сухая, но в этот час малолюдная — дело шло к вечеру, была осень и темнело теперь рано.
Филипп сидел на первой телеге в китайском балахоне, накинув на голову капюшон, как монах, рядом Данила — правил лошадьми. Позади на десяти груженых телегах расположились братья. Съехав в вытянутую низину, они увидали вдали конные силуэты на дороге и по мере приближения стало ясно — стрелецкий разъезд.
— Легки на помине — и десяти верст не проехали… — Спокойно сказал Данила, и цокнул на лошадь.
— По крайней мере, они предсказуемы. — Филипп спрятал зябнущие руки в рукава.
— Тпру! — крикнул ладный стрелецкий пятидесятник, когда они подъехали к разъезду. — Кто такие?! Амо путь держите?
Пока Данила отвечал на формальные вопросы, Завадский глядел по сторонам. Идеальное место выбрали, конечно — низина. С одной стороны крутой облавный сосняк, с другой — пологий травянистый кряж.
Справа раздалось множественное шуршание лиственной подстилки, щелканье замков карабинов.
— А ну — с телег вон! — заорал вдруг пятидесятник.
Филипп флегматично повернул голову и увидел как из сосняка выходит целый отряд стрельцов в грязновато-серых кафтанах, целясь в них из пищалей. Видать у них тут все по одной схеме работают, подумал Завадский устало слезая с телеги и поднимая руки. Лицо его оживилось только когда он увидел, как из лесу к нему идет тощий купец Агриппушка Дрынников в сопровождении какого-то офицера с объемным пузом, с которого тот раздражительно стряхивал листья и хвойные иголки.
— Ба! — просиял Филипп. — Старые знакомцы! Вижу, Агриппушка, промысел твой теперь не на Ангаре, а на большой дороге!
Клинобородое вытянутое лицо Дрынникова сияло умасленной улыбкой. Он замахнулся и как-то женственно отвесил Завадскому пощечину.
Филипп моргнул, продолжая вместе с братьями недвижимо стоять с поднятыми руками под прицелами пищалей.
— Тьфу ты, как невежливо, братец! Где же твоя купеческая солидарность? Продался разбойникам в стрелецких кафтанах?
— Якой ты мне братец, чужеяд! — пропел Агриппушка, сцепив в замок старушечьи руки. — Я разбойную рожу за версту чую!
— Эй, Агриппушка! — крикнул тем временем его пузатый сопроводитель, приподнимавший рогожи с телег. — Еже сие за лайно?
— Ась?
— Ты сказывал он су богат, везет злато-серебро, а зде сплошная дрянь!
Дрынников подскочил как ужаленный и забегал вдоль телег, срывая старые рогожи, из-под которых сыпались гнилые корнеплоды, которые Завадский купил по дешевке у монголов. Лошади увидав на земле такое лакомство, потянулись к нему мордами, двигая за собой телеги.
— Тпру! — гаркнул пузатый. — Еже за говно деянится?
Филипп с Данилой улыбались. К ним подбежал Агриппушка и схватив Завадского за отвороты балахона, затряс.
— Иде злато?! Амо запрятал, окаём?! — визжал он, брызгая слюной. — Жгите его, стрельцы! Пытайте!
Но стрельцов уже не интересовал Дрынников — как и Филипп с братьями они смотрели на хребет кряжа, из-за которого в мрачнеющем небе появилась целая тьма всадников.
— Чертовщина! — выругался пузатый.
— Это кто аще?! — взвизгнул Агриппушка, прячась за стрельцами.
Тем временем орда всадников с дикими воплями, напоминавшими индейские боевые кличи хлынула на них с кряжа страшной черной волной. В числе первых Филипп увидел Савку, Антона и Бакана, за которыми летели тунгусы. Жалкие выстрелы утонули в оглушительном кличе, замелькали стрелы и сияющие лезвия «пальм».
Через минуту тридцать изрубленных стрельцов лежали на дороге и опушке сосняка. Прислонившись спиною к сосне сидел пузатый офицер, из расколотого почти надвое черепа кровь залила ему лицо и грудь. Рядом дрожал как осиновый лист Агриппушка, каким-то чудом оставшийся в живых.
— Пощади-и-и! — взмолился он, глядя на приближающегося Бакана, достающего длинный нож.
Бакан ничего не говоря, словно барану перерезал ему горло и вытер нож о его кафтан, после чего обернулся к Филиппу с широкой улыбкой.
— Ну ты просто зверь, братан, — сказал ему Завадский, разводя руки в стороны.
Они обнялись и похлопали друг друга по спине.