Перед распутьем на Селенгинск и Ургу, Филиппа встретили его люди из отряда Комара Львовича — того самого полноватого казака из помилованных им людей Пафнутия, который поднялся первым. Сам Комар выехал из Селенгинска и расселился со своими боевиками в посаде неподалеку специально, чтобы не тратить время Филиппа. Прискакав с рындами, он сообщил, что его уже неделю дожидаются посыльные Юншэня и потому Завадский сразу поехал с ними в сторону Шильска.
Свернули они примерно через десяток верст и двинулись тайной тропой на юг. Через пару вёрст, один из китайцев прихватив вторую лошадь про запас поскакал вперед, чтобы предупредить своего хозяина о приближении обоза с товаром.
Путь до границы занял почти сутки. Местность была совершенно безлюдная, дикая, но просторная, состоявшая в основном из зеленых полей, мелких речек, валунов и небольших лесных оазисов. Над ними впереди нависала горная гряда, к подножию которой они прибыли только на следующие сутки. Китайский проводник повернул налево и через два часа вывез их к чрезвычайно узкому ущелью, вход в которое был сокрыт сложным лабиринтом из валунов и зарослями дикой караганы. По ущелью они двигались несколько часов, горы нависали над ними, иногда соединяясь, образуя настоящие пещеры, а дорога сужалась до ширины равной полутора телегам.
Наконец, пространство распахнулось, солнце ударило в глаза — перед ними предстала небольшая зеленая долина в плотном кольце гор, с которых видимо очень удобно было наблюдать. Почти в самом центре, за изгибом мелкой речушки расположились аккуратным строем шелковые шатры, напоминавшие квадратные палатки для летних кафе. В окружении не менее внушительной, чем у Филиппа делегации за речкой стоял Юншэнь, вышедший встречать его в богатом шелковом платье, расшитом золотыми драконами.
Он широко улыбался, глядя на приближающегося Филиппа и что-то сказал, протянув ему руку.
— Как добрались? — перевел стоявший возле него китаец безо всякого акцента.
Завадский с удивлением посмотрел на него.
— Прекрасно. Ты обзавелся переводчиком?
— В прошлый раз ты оказал любезный прием, вежливость обязывает меня ответить тем же, — перевел важный одутловатый китаец и Филиппу стало жаль киргиза Борю, которому нечего было переводить — если этот китаец так идеально говорил по-русски, то о китайском и думать нечего.
— Как наш уговор? — спросил Юншэнь.
Глядя на него, Филипп снова поразился молодости этого парня — ему как будто не было еще и двадцати, но держался он очень царственно — плечи расправлены, руки сцеплены на животе. Лицо его выражало доброжелательность, но при этом спокойную величественную уверенность, кратно отраженную в многочисленной свите, напряженно глядевшей на него в ожидании поручений.
— Три тонны, — сказал Филипп, указав на свой обоз, — первые шесть подвод.
Он крикнул охранникам, чтобы убрали рогожи. Юншэнь едва заметно кому-то кивнул и тотчас десять китайцев бросились смотреть.
— Рад слышать. — Юншэнь вытянул руку в сторону шатров, где покоились шелка, мешки и ящики с серебром.
Филипп кивнул Акиму и тот с помощником отправился проверять.
— Приятно иметь дело с людьми, овые научены держать свое слово, — сказал Юншюнь через переводчика.
— Взаимно.
— Пройдемся? — предложил китаец.
Филипп согласился, и они неспешно двинулись вдоль речки. За ними шел только переводчик и несколько охранников в отдалении.
— Ты позаботился о своем влиянии на границе? — спросил Юншэнь.
— Этот вопрос решен наполовину, остальное будут решено до конца года.
— Нашего или вашего года?
Филипп взглянул на китайца, тот шел легко — будто плыл, заложив руки за спину, глядя под ноги. На лице его застыла полуулыбка.
— Не сочти за наглость, Филипп, — сказал он, словно ощутив немой укор в молчаливом взгляде Завадского, — мне, яко и тебе все равно с кем вести дела, но раз уж мы нашли общий язык и обрели зачатки взаимного доверия, не худо бы дорожить нашим совсельным товариществом.
— Я понимаю, Юншэнь, но дело еще и в том, что от коммерческого успеха нашего союза напрямую зависит и рост влияния в наших странах.
Юншэнь величественно кивнул.
— И в этой связи я хочу спросить тебя — насколько ты уверен в своих силах?
Настал черед китайца бросить удивленный взгляд на Завадского.