— Еже пригорюнился, брат? — спросил у него сидевший рядом Аким и евший лапшу руками, как ребенок — то есть запрокидывал голову, открывал рот и опускал в него свисающие макаронины.
Филипп задумчиво посмотрел на него и неожиданно произнес:
— Аким, начиная со следующего года ты будешь возить китайцам товар. Тебе будет помогать Савка.
Аким так и замер с вытянувшейся лапшой над раскрытым ртом, скосил на Филиппа глаза.
— А посем не алкаешь растити мак тут? — спросил Данила.
— И тут будет, когда мы станем здесь хозяевами. Он будет везде, но сначала надо убрать строгановских ублюдков.
Справа зашелестели кусты, из них тихо будто кот, вышел тунгус с пальмой, а за ним уставшие Антон с Савкой.
— Наконец-то! — воскликнул Аким.
— Иде загуляли, братцы?
— Небось чудо-травы надышалися, да повыспрени?
Слуга уже наливал водки долгожданным путникам, пока братья обнимались друг с другом.
Филипп тоже встал, обнял Антона и Савку. Он не видел их почти две недели и уже начинал беспокоиться.
— Товар собран, брат. — Сказал ему Антон. — Тринадцать кадей на четырех подводах принял Бакан.
— Отлично. — Завадский хлопнул Антона по плечу и оглядел братьев. — Отдыхайте. Завтра утром мы выезжаем.
— Филипп, — подал голос Данила, подходя к Завадскому, — ежели Акима ведаешь отправлять в буде годину, пущай и теперь же он едет, а не ты.
— Почему? — спросил Завадский, хотя отчасти понимал — ведь этим людям надо было думать и о себе.
— Посем, брат, еже опасно тебе мелькать на здешних дорогах. Оставайся под защитой тунгусов и тундры. Аким справит.
— Не беспокойся, Данила. — Филипп повернулся, чтобы уйти, но Данила не успокаивался.
— Разве не ведаешь?! — вопросил он, повышая голос. — Убо кроме тебя никто все сие не удержит! Разумеешь? Не годе тебе мотаться, яко простому купцу.
Филипп поджал губы и положил руку ему на плечо.
— Я уже обо всем подумал, брат. — Сказал он тихо. — И об этом тоже.
Данила поглядел ему в глаза и кивнул.
Рогаткин выхватил палаш. В ту же секунду два старших казака перед ним упали на колени.
— Прости-и-и, Перпетуй, прости, не сведалось! Яко сквозь землю! Пощади-и-и! — затянули они наперебой.
— Еже аз сказывал? Говори! — ткнул Рогаткин палашом в лицо чернявому казаку.
— Ко… коли не сыщем чужеяда, не воротитися.
— А вы сыскали?
Молчание.
Рогаткин взмахнул палашом и тяжело задышал. Восьмая поисковая группа явилась и ни слуху, ни духу о раскольщике. Рука что есть силы сжала рукоять, заскрипела перчаточная кожа. Будь хладен умом, вспомнил Коротышка, стискивая зубы и со всего размаху разрубил курицу, забредшую к ним на свою голову.
— Благодарствуем, Перпе-е-етуй! Храни тебя, бог! — принялись кланяться в ноги казацкие десятники. — Абие уйдем и не воротимся, покамест не сыщем…
В это время протяжно загудел рожок на дозорной башне, через открытые ворота Рогаткин увидел в начале дороги, на взгорье спускались к ним первые ряды большого войска. Острое зрение распознало Голохватова и крупного статного вельможу рядом с ним, вальяжно едущих на лошадях.
— Поздно, — неожиданно спокойно сказал Рогаткин и убрал палаш. Удивленные казаки подняли головы, посмотрели на хозяина, переглянулись, а затем ушей их коснулся первый накат канонады тысяч приближающихся лошадей.
Глава 43
Голохватов с Рогаткиным обменялись быстрыми взглядами, и как полагается людям давно знакомым, сумели понять друг друга без слов. Дела так себе, — «прочитал» Рогаткин по взгляду товарища. Вижу, брат, да стало быть сработаем прежним порядком, — «говорил» ответный взгляд.
Голохватов с завистью наблюдал за четкими действиями ближних рынд боярина Безхвостьева. Это были не просто тупые мясники, а скорее многопрофильные помощники, способные если нужно и боем управлять и дощаник без топора сколотить и рану подорожником излечить и по-татарски изъясниться и голову одним махом срубить. При этом они понимали своего хозяина без слов и были не слабее его умом.
Безо всяких дополнительных указаний, двое из них вошли в воеводские хоромы и велели выгнать всех вон. Другие двое распоряжались по части охраны вокруг. Безхвостьев вообще ничего не говорил. Только у парадной двери он остановился и помахивая керамической баклагой с колодезной водой тихо сказал какому-то пятидесятнику с широко расставленными преданными глазами: «воеводу ко мне», после чего обернулся и кивнул Голохватову с Рогаткиным — давайте за мной, дескать.