— Анютка-а-а-а!
— Ну?! — крикнула в ответ девчонка. Несмотря на юность и нежный облик, голос у нее звучал сильно.
Услышав с удивлением родной уральский говор (глотание первых гласных и сование всюду «ну» вместо «да» и «чего») на Завадского нахлынула ностальгия. Да неужели и триста лет назад уже так говорили?
— Ристай сюды!
Девчонка поднялась и заметив Филиппа, испугалась, но взяла себя в руки, увидев, что Тишка спокойно поздоровался с ним. Девка была симпатичной и очень молодой — может лет шестнадцать всего. Руки и шея крепкие, загорелые, глаза большие, наивные, юные, любопытные. Губы слегка полноватые, щеки упругие, приятно округлые — того типа, за которые хочется ущипнуть.
— Анютка! — снова заорала баба тоном продавщицы, заприметившей покупателя, сующего в карман неоплаченный шкалик водки.
Завадский понял уже в чем причина нервозности.
Филипп подошел к девчонке. Глаза у нее тоже были синие, но бледноватые, не такие насыщенно-небесные, как у него.
— Здравствуй, Аня.
Она смотрела ему прямо в глаза, как обычно смотрят красивые девушки.
— Здравствуй…
Тишка нервно почесал локоть. Женщины вдоль опушки спешили к ним. У одной на плече была гротескно здоровая колотушка — видимо, чтобы сбивать шишки с кедра.
— Где вы живете?
— У них зде слобода, Филипп, — ответил вместо нее Тишка, поглядывая на торопливо приближающихся баб, — сто человеков живучи на отоке.
— Слобода?
— Втайная.
— То есть община?
Тишка пожал плечами.
— У вас есть лошади?
— Есть кобылы… — Ответила Аня, не отводя взгляда от небесной синевы.
— Филипп, — Тишка обеспокоенно кивнул на женщин, которые уже были совсем рядом — примерно в тридцати метрах. Судя по активным движениям рук и плеч, настроены они были воинственно. Было их около дюжины и помимо колотушки вооружены они были крепкими палками и серпами.
Филипп развел руки в стороны и вышел им навстречу.
— Дамы. — Поклонился он с улыбкой.
На лицах женщин воинственность сменялась разнообразными эмоциями — от удивления и заинтересованности до равнодушия.
— Анька! — позвала командным голосом крупная баба с колотушкой на плече.
Девчонка покорно перешла к своим, тотчас потерявшись за спинами соплеменниц.
— Вы кто такие и еже вам надобе? — вопросила баба.
— Мы путники и хотим купить у вас лошадей.
Баба оглядела грязную изодранную одежду Филиппа и выразительное лицо ее перекосило гримасой.
— Купить? — спросила она саркастически, очевидно приняв их за бродяг.
— Ну. — Ответил Филипп и понял по лицам, что пароль «свой-чужой» работает и в обратную сторону.
Спустя час женщины оставили их на толоке у засохшей речушки и велели дожидаться здесь, а сами скрылись в березовой роще. Тишка щенячьим взглядом глядел на удаляющуюся девчонку с хвостиком и перед тем, как скрыться в лесу к его великой радости она обернулась и тоже поглядела на него.
Филипп посмотрел на Антона. Вид, конечно, разбойный — кинжал за поясом, ружье за плечом, которое он, правда, носил в чехле. Женщины его как будто не заметили.
— Спрячьте оружие.
— Уверен, брат? — спросил Антон.
Филипп указал на Беса.
— Лук он, допустим, сам сделал, а как ты объяснишь откуда у тебя ружье?
— Неча сказывать. Они и не спросят.
— Они может и не спросят, но сообщат кому следует. Спрячьте оружие. Только не здесь.
Антон с Бесом направились в лес.
— Подождите! — Филипп достал пистолеты.
— Это тоже спрячь. — Протянул он пистоли.
Антон забрал оружие.
Филипп тем временем достал кошелек и заглянул — не считая медяков-овалов, лежало там двенадцать серебряных рублей и двадцать талеров — немалые деньги по тем временам. На лошадей и повозку с лихвой должно хватить одного рубля.
Убрав кошелек, он посмотрел на Тишку. Тот кусал губы, расхаживая вдоль опушки — томился.
— Понравилась девка? — спросил Завадский.
— Оченно. — Смущенно улыбнулся Тишка.
Филипп понимающе кивнул.
Минут через пятнадцать из березовой рощи якобы неслышно вышли шестеро мужиков чем-то смутно похожих друг на друга, будто были родными братьями. На самом деле, Антон давно их заметил.
По первому виду и простой домотканой одежде — крестьяне. Глядели они настороженно, некоторые были с топорами и палками — явно не для работных дел. Главным среди них оказался говорливый мужик среднего роста по имени Шумило. Хотя возможно это было прозвище. Завадский уже привык, что в семнадцатом веке прозвища часто заменяли имена — предтеча будущих фамилий.