— Степан! — заорал подросток.
С телеги слезал мужик.
— Болото гудит опять… Ох, беспокойство с гостями да без головы, — говорил он, но увидев Завадского застыл. Бывший преподаватель, пробежал по двору, запрыгнул на бочку, перемахнул через частокол, сильно оцарапав живот о навершие, побежал уже вдоль реки, затем по мосту, чувствуя на себе множество взглядов. Бежал сам не зная куда и однажды ощутил жгучий удар по спине — кто-то осек его кнутом. Его пытались хватать, но безуспешно. Завадский понимал — видок, конечно, у него тот еще — измазанный в грязи костюм, окровавленное лицо. Он пугает их, а ему надо укрыться в толпе, слиться с нею. Увидев нетрезвого мужика у телеги в просторной рубахе, Завадский бросился к нему на ходу снимая пиджак.
— Меняю! — крикнул он, едва сдерживая дыхание.
Мужик перекрестился и попытался уползти под телегу. Лицо его, несмотря на фингал выглядело добродушным.
Завадский еще обратил внимание, что одна нога его была босой, а на второй — черный лапоть из кожаных ремешков.
— Английский! — Филипп потряс скомканным пиджаком, озираясь на любопытных прохожих.
— Ча-вооо? — протянул мужичонка.
— На рубаху твою меняю! Французский пиджак!
Мужик глядел испуганно-непонимающе.
— Итальянский?
Мужик хмыкнул и снова попытался уползти, но Завадский схватил его рубашку дернул на себя.
— Голландский пиджак. Настоящий вот! — Филипп вывернул подкладку.
— Хала-а-анский? — просиял вдруг мужичонка и с видом эксперта воззрился на демонстрируемую бирку «MADE IN BANGLADESH».
После этого он без лишних слов скинул с себя льняную вонючую рубаху, бросил ее перед Филиппом, затем скинул лапоть бросил туда же и выхватил пиджак.
Брюки и так оборву, думал Завадский, на ходу натягивая рубаху. С удивлением он отметил, что в рубахе народ на него не так уже пялился. На ногах, конечно, еще ботинки не совсем аутентичные, но без них он далеко не уйдет — благо на обувь мало кто обращал внимание даже в семнадцатом веке… Миновав торговый ряд с бусами из сушеных рыбин и разнокалиберных баранок, Завадский вдруг почувствовал, что едва стоит на ногах. Опустив голову, он увидел кровь на животе и коленях. Ноющая боль обострилась, он только теперь понял, что ранен и вероятно много потерял крови. Еще немного и повторная смерть замаячит на горизонте. Пугала ли она его? Как ни странно, пугала пуще прежней. Видимо опыт здесь плохой помощник — скорее горькое подтверждение догмы о вечных муках. Может быть таков он, истинный ад? Или все же… В глазах потемнело, Завадский ухватился за оконный наличник какой-то казенной избы…
В вонючей речушке неподалеку, где поили коров, он умыл лицо, потом забрел в ближайший двор — богатый видимо по местным меркам, впрочем, иных поблизости от Кремля не могло быть даже в те годы. Во дворе его обступили несколько мужиков. Пошарив по карманам, он нашел десятирублевую монету и со словами «холанская деньга» протянул самому высокому, после чего попросил воды. На удивление один старик дал ему ковш с ледяной водой.
Напившись, Филипп вышел на деревянный тротуар и тут же увидел вдали своих старых знакомых — разгоряченных мужичков.
— Вон нехристь! — закричал круглоголовый парень.
Завадский побежал по улочкам и переулкам, без оглядки, по дворам, конюшням, мимо кабаков, церквушек, лабазов и цирюлен, пока не выбежал к дороге, по которой друг за другом медленно тянулись обозы. Здесь, лавируя между телегами, пешеходами и скотиной, он вышел через башенные ворота из неприветливого города и долго брел, игнорируя все взгляды и слова, обращенные к себе. Его уже никто не трогал, но силы оставляли его. Дворов становилось все меньше и вскоре дорога пошла вдоль лесов и лугов.
Когда Филипп очнулся в который раз уже после обморока — кругом царила густая тьма, и только луна скудно серебрила кусты и деревья. Едва различимый просвет — видимо дорога. Завадский с трудом вспоминал, как брел по ней. Слышался перестук, отчетливый скрип. В его сторону двигались тени. Как будто крались. Наверное, разбойники или те мужички нашли его и отведут наконец на нем душу. Боль и холод оттеснили чувство страха. Ему уже было плевать — пускай делают что хотят, возможно очередная смерть перенесет его в более благоприятное место, хотя он готов был и к тому варианту, в который всегда верил.
— Битый али пьяный? — послышался настороженный голос.