Наконец, сани пролетели по краю стрелецкой слободы и въехали на огромный двор, огороженный высоким частоколом. Артемьев спрыгнул с саней, побежал к избе, на ходу зовя одного из рындарей своих.
— Карауль у ворот, елико узришь конников аще кого — свистай!
Рындарь кивнул и побежал к воротам.
— Федор! — следом кликнул Артемьев лучшему своему конюху. — На козлы живо!
Ворвавшись в избу, подполковник напугал жену.
— Хватай токмо шубу, беги на двор, я сымаю детей!
Жена захлопала глазами.
— О, Господи!
Артемьев прижал ее к стене, другой рукой схватил с сундука шубу — сунул ей.
— Живо!
Он буквально вытолкал жену за дверь, побежал в светлицу за детьми.
На дворе раздался женский визг. Артемьев обернулся, выхватил саблю, бросился на улицу.
Так и не надев шубу, жена держала ее в руках и глядела на рындаря, лежавшего перед воротами с окровавленной головой. Из-за ворот вышел Солодовников — ладный чернобородый богатырь, который нравился женщинам и по совместительству был личным десятником Карамацкого по вопросам решения самых грязных и кровавых дел. Справа и слева от него появились другие головорезы из «черной десятки» Карамацкого.
— Олег Павлинович, — с улыбкой обратился к нему Солодовников, — негли полюбовно сладим?
Артемьев бросился в избу. Головорезы тотчас сорвались за ним. Подполковник на бегу обрушил хлипкие полати, блокируя дверь, откинул крышку лаза в подклеть, сиганул туда и выбрался через низкий черный проход к амбару за избой. В амбаре была лестница — ежели забраться по ней на крышу и разбежаться, то может быть получится перемахнуть через частокол в дубовую рощу, где на конях не догнать его.
Ворвавшись в амбар, Артемьев схватил лестницу, бросил к антресоли. Дверь позади распахнулась.
Подполковник обернулся, поднимая саблю наизготовку.
Полдюжины головорезов, обнажив палаши и сабли медленно окружали его. Прямо перед ним стоял Солодовников.
— Сдавайся, Олег Павлинович, по-доброму, сице хочь семью сохранишь.
Артемьев поглядел на головорезов вокруг себя и медленно опустил саблю.
Глава 27
Наблюдая как Бесноватый с нежностью протирает дудочку на шнурке тряпицей смоченной в уксусе, а затем с той же сосредоточенностью с какой чистит карабин, водит ею по пламени свечи, Завадский вдруг понял, что ни разу не слышал, как Бесноватый на ней играет.
— Сыграй, — тут же попросил он, развалившись на лавке после кружки густого эля, бочку которого доставили к ним накануне вместе с другими припасами. В избе было жарко и Филиппа клонило в сон.
Бесноватый бросил на него сердитый взгляд.
— Ну сыграй же, — повторил Завадский.
— Не хочу.
— Ты не играешь на ней?
— Чего пристал?
— Ты таскаешь дудку, но не играешь.
— Это не дудка, сый пыжатка.
— Ладно, пыжатка, но в чем смысл?
— Отстань.
— Да ладно тебе, брат.
Аким, чистивший ружье у печки тоже загорелся поприставать к Бесноватому, правда, делал это деликатно по понятным причинам.
— Филя, не уразумел кроме? Не для сипованья она ему.
Бесноватый вовсе убрал пыжатку.
— Так ты вообще ни разу не играл на ней?
Бесноватый неохотно покачал головой.
— Эдак су и не пыжатка? — с удивлением «догадался» Аким.
Бесноватый рассердился, стукнул ладонью по столу, выхватил свою пыжатку и скорчив рожу, приложил к губам.
Из дудочки потекли заунывные однообразные звуки, складывающиеся в какой-то смутно-печальный мотив, не производивший никакого впечатления. Бесноватый косил глаза на конец пыжатки, старательно надувал щеки, заметно было что он напряжен.
Завадский изогнул бровь, переглянулся с Акимом, который пожал плечами — дескать, что к чему?
Тут вдруг мотив резко переменился — печальный звук замер и рассыпался на тысячи осколков, заскакавших по избе. Мелодия взорвалась и зашлась каким-то бешеным темпом, переливаясь на удивительные лады. Печаль сменилась радостью, но какой-то дьявольской, будоражащей. Бесноватый преобразился, лицо его стало одухотворенным, гибкие пальцы также бешено бегали по всей длине пыжатки. Завадский начал невольно двигать плечами. Но Аким опередил его — вскочил с лавки и стал прыгать вприсядку, лихо барабаня каблуками по дощатому полу. На шум в избу заглянули Сардак и Егор и побросав шапки, тоже пустились в пляс. Филипп почувствовал будто какая-то сила поднимает его с лавки. В отличие от своих братьев, он не плясал вприсядку, а танцевал только то, что умел, то есть танец робота. Остальные, не останавливая танца, пооткрывали рты, глядя как Филипп роботизированными движениями хлопает в ладоши у себя над головой, пока ноги безо всяких видимых движений перемещали его от лавки к печке. Аким вдруг с визгом вскочил на стол и стал прыгать на нем, приседая на корточки и стуча по столешнице руками, как возбужденная шимпанзе. Со стола полетела посуда и еда. Ко всему прочему, он начал ухать тоже по-обезьяньи. Сардак тем временем пытался исполнять какие-то замысловатые прыжки, которые вкупе со странным движением ног напомнили Завадскому попытки повторить знаменитый удар ногами Лю Канга. Егор же взял зачем-то ухват, но тотчас бросил его и схватил ружье Акима и тогда Бесноватый закончил играть. Все разом тоже остановились.