Но Люциус не только не хотел, но даже и не собирался. Озвучивать замыслов он не стал.
— Прошу тебя. Слишком болят ноги.
Он снова поймал ее руку с поцелуем.
Улыбка была задумчивая, еле заметная.
Наверное, это всё же было излишним послаблением тогда, когда она считала это лишь помощью.
Слишком долго не воспринимала ничего всерьёз.
Что в нем было такого, чего не было у Драко? Все сравнения уходили в минус: запятнанное имя, клеймо бывшего пожирателя смерти, всеобщая ненависть, море упущенных возможностей, и никаких шансов вернуть все назад, не было молодости, наверное, не было и любви к ней, — Гермиона вообще не была уверена, что он не воспринимает ее как прислугу. Но его не хотелось вовсе с кем-то сравнивать.
Отросшая щетина оцарапнула ее. Гермиона отдёрнула руку, пробормотав что-то неловко, но он не отпускал:
— Не бойся меня.
— Я не... Вы бы побрились, честно.
— Подашь мне бритву?
Она достала ту, которой пользовался Драко.
— И зеркало, — вздохнул он. — Придется подержать.
Он поднял на неё взгляд, внимательный, но ничуть не оценивающий. Даже не любующийся. Он смотрел с надеждой — не на то, что она не поможет (здесь-то он не сомневался), скорее, что ответит взаимностью. И это подкупало, надо признать. Робкая бережность, с которой он ее касался, этот чистый взор...
"Герми, он — обаятельный негодяй. Никто больше. Он преследует свои цели, первая из которых — изгнать тебя из постели своего сына и из его жизни", — пыталась втолковать она самой себе. Выходило плохо.
А потом и вовсе все обернулось совсем иначе.
Соглашаться вымыть его все-таки не стоило. Но тогда он вовсе не казался ей особенно привлекательным! С широкими плечами, но все еще очень худой, со светлыми волосами на груди, которые постепенно становились чуть темнее, и в пах сбегала темная узкая дорожка. Обычно по его промежности она проходилась дежурными движениями, но в этот раз замерла, когда сообразила, что уж раз он смог побриться сам, с этим бы точно справился.
— Продолжай. Мне нравится, — раздался сверху бархатистый голос.
— И не подумаю!
Она возмущенно поднялась, прервав свое занятие.
Глаза у нее сверкнули, но и возмущенный тон, и тот гнев Люциуса Малфоя, похоже, только сподвигли на дальнейшее.
Нет, остаток вечера он был тих и скромен, как мышь, но отныне и в дальнейшем Гермионе стало окончательно и бесповоротно ясно, что он влюблен в нее. И это был не просто плотский интерес:
— Сэр, я понимаю, что заключение в тюрьме и это вынужденное затворничество сводят вас с ума. Я вижу ваше, — она запнулась, потому что начинала смущаться сама, — возбуждение. В этом нет ничего постыдного. Хотите, мы вызовем для вас женщину.
Тут уже наступил его черед гневно сверкать глазами.
— Спасибо, — прошипел он. — Не стоит.
Обида на лице была такой непритворной, что Гермиона удивилась.
— С вашим мастерством вы давно могли бы вызвать, например, суккуба, а не демонстрировать знаки внимания мне. Я не горничная, не сиделка, не девушка легкого поведения. Не трудитесь демонстрировать ваше внимание. Оно мне не льстит!
Она отвернулась в сторону, окончив гневную отповедь.
Люциус снова посмотрел в потолок безразличными глазами и вдруг спросил:
— Ты и правда любишь его? Моего сына? Или тебе тоже просто польстило его внимание?
Это был нехороший вопрос — как обидевший своим предположением, так и, увы, точно попавший в цель.
Его рука осторожно притянула ее к себе.
— И чем вы лучше? Едва можете встать, но всё туда же.
Он не стал спорить и улыбнулся.
Наверное, Люциус и сам не смог бы сейчас объяснить, отчего только став женой его сына, эта девушка показалась ему такой необъяснимо соблазнительной. И отпускать он ее не был намерен. Он прижал ее к постели и втянул носом запах кожи.
Она с визгом вырвалась.
К вечеру за общим ужином ее ждал неприятный разговор с Драко. Сидя тут же и методично разрезая кусок мяса ножом, Люциус делал вид, что все сказанное не относилось к нему, но Драко, очевидно, имел все основания поверить Гермионе. Он был взбешен настолько, что тут же, из-за стола, за шиворот оттащил его вниз, в подвал; Гермиона держалась поодаль, стоя в дверях столовой, но и оттуда услышала, как он упал, прокричала "Нет!" — Драко это, естественно, не остановило.
— Пусть посидит здесь. Я запираю дверь и кормить его буду сам. Можешь даже не приближаться.
Сказано это было громко, очевидно, с расчетом на Люциуса.
— Но Драко!
— Замолчи!
Остаток вечера сын делал вид, что его отца не существовало.
Они сидели за столом, пили чай, смотрели фильм — и все это время Гермиона пыталась представить, что с Люциусом и как там, в подвале. Свет там загорался тусклый; само помещение было маленькое, с голыми цементными стенами, сырое. Правда, всяческого хлама, хотя бы и старых ковров, там было навалом, так что она надеялась, что эту ночь узник проведет без особого ущерба.