Едва они приехали, Малфой-старший погрузился в самую бурную деятельность по обустройству их дел. Снимать квартиру не требовалось: у них здесь был домик в пригороде Парижа. Семейство Малфой не было там уже более пятнадцати лет, и сад вокруг маленького коттеджа разросся густо, краска облезла, а весь восточный фасад был плотно затянут вьюнком.
— Остается порадоваться, что дом под охранными чарами и недоступен взгляду магглов, — проворчал Люциус.
— Потому что иначе они давно обратили бы внимание на заброшенный коттедж в этом пригороде и снесли бы его, — докончила Гермиона.
— Нет, ма шери, потому что иначе мне было бы стыдно за нашу фамильную честь, — уколол ее он и добавил тут же, — мы отправимся с визитом к Лестрейнджам, а ты, может быть, приберешь здесь немного?
Тут уже вмешался Драко — неожиданно решительно и жестко.
— Папа! Она не твоя прислуга!
— Вот как? — удивился Люциус. На языке замер язвительный ответ: в конце концов, он ведь заплатил мисс Грейнджер... Ну, собирался заплатить. И потому считал, что в полном праве видеть в ней секретаря и помощницу.
— Я вовсе не против остаться, Драко. И даже наоборот. Считаешь, ваши родственники будут рады меня видеть?
— О, они вовсе не такие уж снобы, — нерешительно протянул Люциус, и нерешительность эта выдавала ее худшие подозрения.
— Но я бы представил тебя! — воскликнул Драко и вдруг замолчал. Как кого? Как невесту? Не рано ли? Как подругу? странно. Как секретаршу? Попросту унизительно.
Отец и сын отправились на прием к Лестрейнджам, в то время как она чуть ли не силой убедила обоих, что лучше ей будет и правда остаться здесь и заняться уборкой — тем более, что в этот раз та была ей в одно удовольствие, как ни странно. Хотелось перво-наперво усилить защиту, но магия была построена на крови и требовала участия представителя рода, так что эту брешь пришлось оставить незалатанной. Равно как и сад: она совершенно не представляла, какие дорожки, клумбы и цветы будут по душе Люциусу Малфою, и потому поднявшийся по взмаху ее палочки ветер всего лишь сгреб все высохшие листья и мелкие ветки в кучу, выметая их с заросших дорожек, по которым теперь можно стало пройтись без ощущения того, что ты оказалась в джунглях. На ее вкус, старый садик был мил и так. Стоило подновить фасад дома, и через минуту штукатурка была очищена от потеков грязи и зеленоватых наплывов с засорившегося водостока, а окна засверкали на солнце светлыми чистыми стеклами, и стало ясно, что коттедж совсем не мрачен, и было уже вовсе не так страшно в него пройти.
Она успела пройтись по всем комнатам, магией приводя в работу щетки и тряпки, что обметали пыль и отмывали пол, и успела добраться до одной из трех небольших спален, как вдруг послышался хлопок аппарации, а потом — хромающие шаги Драко.
— Я сбежал оттуда. Чудовищная скука, — он скривил рот.
— Тебе не понравилось у родственников? — испуганно обернулась она.
— Думаю, неприязнь оказалась взаимной. Видела бы ты кузину Беатрис! Британская чопорность и традиционализм во всей красе. И остальные не лучше.
Само собой, Гермиона ее не видела, но одно выражение лица Драко заставило ее рассмеяться. Но ее веселость тут же сменилась серьезностью:
— Отец считал, что было бы хорошо, если бы ты нашел себе там удачную... мм... пару.
Драко не менее удачно изобразил тошноту а потом устало упал на постель, покачав ее, будто испытывал на прочность.
— И все равно... Твой отец разозлится. Будет считать, что ты сбежал из-за меня...
— Кстати, его они приняли отлично. Весь разговор только вокруг него и вертелся. Так что не думай, что по мне там кто-то скучает. — Он тоже вдруг погрустнел и добавил бесстрастно: — Впрочем, слухи дошли и до Франции. Кто я для них? Тот-самый-которого-трахал-оборотень?
— Драко!
— Для них я больной и жалкий. Никто. Глупо бежать от себя самого и от прошлого... В Британии меня и то лучше поняли бы.
— Но он хотел, чтобы ты устроился на службу тут...
— Веришь или нет, — прошептал он вдруг доверительным со странной усмешкой тоном, — но меня вполне рады видеть и там. На днях был конкурс на должность помощника министра по проблемам магических артефактов, и я приходил туда. И знаешь что? Они сказали, что рады будут видеть меня через две недели.
— Но... Но зачем тогда?
— Чтобы отдохнуть. Здесь. С тобой.
— Но твой отец!
— Ты третий раз его вспоминаешь, — снова поморщился Драко. — Вот увидишь, его так захватят все бывшие друзья, что он и думать о нас забудет.
Она вздохнула. Вроде и хочешь быть серьезной — а не выходит.
— И что теперь.
— Идём гулять? Просто так. Я и ты.
Наверное, этому стоило бы радоваться, но освободиться от гнетущего чувства нарушившей обязанности у нее не выходило. По крайней мере, до середины их пути по какой-то на редкость пустынной набережной, где Драко, увидев обветшавшее и явно пустующее здание, не загорелся идеей немедленно исследовать его внутри — тут уже ей было не под силам отговорить его, и пришлось следовать за ним хотя бы из желания помочь или подстраховать.
— Ты упадешь или сорвешься. Драко! Ты и так хромаешь!
Но он был уже далеко, и ей не оставалось ничего, кроме как следовать за ним, опасливо обходя дыру в провалившемся перекрытии. Погоня была вознаграждена — с последней площадки лестницы открывался широкий и не разрушенный ничем вид на предзакатный Париж, и петляющую речку, блестевшую, как ртуть, и на дымку, дрожащее марево, в котором очертания дальних домов расплывались и искажались.
— Красиво, — только и смогла выдохнуть она, усаживаясь на покрытый белой каменной пылью подоконник, за которым не было никакого окна. — О чем еще можно мечтать?Драко подошел рядом, молча смотря вдаль с улыбкой.
— Я определенно мечтаю о кое-чем еще.
И раньше, чем она успела поинтересоваться, о чем же, почувствовала руки на своей талии и то, как он прижимает её к себе. Это было непривычно, и хотелось воспротивиться этой решительности, но сопротивляться она почему-то не рискнула. Не то что бы она ощущала себя до такой уж степени должной ему или боялась обидеть отказом и показать, что сама считает его только больным, за которым ей пришлось ухаживать... Гораздо проще было сказать себе, что она согласилась на этот глубокий и требовательный поцелуй оттого, что ей нравилась красивая и смелая его улыбка, и даже все проскальзывающее в его манерах малфоевское самодовольство уже не раздражало. Руки его легко скользнули под пояс ее штанов, и кончики пальцев поглаживали кожу, и он тихо шептал ей на ухо, какая она бархатная.
Он прикусил кожу на шее, и это уже больше походило на укус и определенно должно было оставить след.
— Ай...
"Люциус Малфой заметит это..." — пронеслось у нее. Что ж, даже если и заметит — она не могла бояться его бесконечно. Кем он ее считает? Игрушкой? Развлечением для сына? Но этот самый сын сейчас целовал ее, прижимаясь промежностью с крепким холмиком между ног, и шептал на ухо, что готов дать ей все на свете, что готов бежать прямо сейчас, чтобы они обвенчались и принадлежали друг другу уже по праву и безвозвратно.