Рано утром Рон разбудил ее.
— Мы пошли. Нам нужно разыскать остальные крестражи: не бойся, в логово Того-Кого-Нельзя-Называть мы больше не полезем, — заявил он уверенно. — У нас уже есть кое-какой план, хоть ты его и не одобрила бы.
— Что значит "бы", Рон?
Он засмеялся неловко, но избегал смотреть ей в глаза. На помощь пришел Гарри. Мягко, но вежливо сказал и без того очевидную вещь:
— Ты же понимаешь, что кому-то придется остаться с ним? — он кивнул головой в сторону сипло дышащего Драко, до сих пор не то спавшего из-за большой дозы зелья, не то лежащего в обмороке.
Спорить тут было не с чем. Что ж, придется ей остаться: решение это не нравилось никому, но было единственным верным. Гарри и Рон ушли, не оставив ей даже данных для связи или намеков, и она впервые почувствовала себя матерью, дети которой ушли невесть куда, не пообещав даже, что вернутся вечером. Они и правда не вернулись — а ей только и оставалось, что следить за Драко и с волнением вслушиваться в его дыхание.
Гермиона устроилась ближе, всматриваясь в бледное лицо с приоткрытым ртом. Одни обкусанные до крови губы и пара ссадин на скулах казались яркими пятнами, в остальном кожа была такой прозрачной, что можно было разглядеть самую мелкую венку и капилляр. Раньше всегда лицо это казалось ей мерзким, высокомерным, заносчивым, а теперь, когда всякое выражение, кроме бессильной расслабленности, сошло с него, Гермиона, сама себе удивившись, отметила, что оно куда лучше выглядит именно так, будучи спокойным, почти что скорбным и сдержанным (хотя скорбь и печаль эта жила скорее в ее воображении и была привнесена перенесенными пытками). Разве кровь что-нибудь значит на самом деле? По крайней мере, теперь, в его профиле, всё это виднелось, и в нем было больше от гордости его отца, чем от капризной изнеженности его матери. И было даже немного жаль вообразить себе, что сейчас он проснется, начнутся жалобы и обвинения во всем на свете, или откровенная ненависть к себе, и все это секундное очарование исчезнет.
Впрочем, все это по трезвом размышлении показалось ей глупо, и ее парнем был Рон, такой простой и давно знакомый, а не сын лорда Малфоя, для которого она, как ни старайся, останется существом второго сорта.
Ближе к середине дня Драко очнулся, когда она попробовала перевернуть его левикорпусом и осторожно замывала потеки сукровицы из истерзанного заднего прохода. Короткий стон, осмысленный крик: "Нет! Нет! Не надо!" и раскрытые широко в ужасе глаза. И собственный тихий шепот, будто чужой.
— Не бойся, Драко. Мы забрали тебя у них. Ты сейчас далеко.
Он шокированно отдернулся от нее, быстро осмотрелся... Обстановка ясно сказала ему, что его перенесли в другое место — но он ничего не спросил о том, где он. Зато спросил:
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь немного смыть кровь после... После вчерашнего, — неловко ответила она, тоже избегая смотреть ему в глаза.
Драко попытался неловко прикрыть наготу, но руки не послушались, и ему осталось только слабо простонать:
— Нет... Не надо. Всё равно...
— Тише. Я залечила все, как смогла, хотя тут, конечно, нужен медик, но мы не можем сейчас обратиться в Мунго, и тебе придется потерпеть, — нервно начала она, но тут же осеклась: состояние Драко вряд ли позволяло выслушивать и осмысливать такие долгие речи. — Не слушай меня. Отдыхай, приходи в себя и живи, пожалуйста. Я закончила.
С этими словами она уложила его в постель снова, укрыв вычищенным одеялом, а Драко устало откинулся на подушку и будто бы задремал снова. Может, он и хотел и возмутиться, и защититься от мучительных процедур, но не находил сил даже открыть глаза пошире. Она попыталась накормить его с ложки сваренной кашей, но он отказался. Зато попросил пить, и пил долго, медленными глотками, часто кашляя и поперхиваясь. Не отвечал ни на какие вопросы, не жаловался на боль, хоть и стонал сквозь очередной полуобморок — и наблюдать за его состоянием было мучительно и страшно. Гермиона была уверена что он спит, но один раз, оторвавшись от перечитывания учебника по защите от темных сил, она увидела его взгляд, мрачный и показавшийся ей каким-то холодным. Но она все-таки встала.