— Говори.
— Мне не стоит ехать с вами в КГБ Литвы.
— Почему? — Удивился Дроздов.
— Здание КГБ может находиться под наблюдением оппозиции. Если ими руководит Эндрю Эйва, то так оно и есть.
— Эндрю Эйва[1]? Кто это?
— Американский военный литовского происхождения, капитан Сил специальных операций Армии США.
— Постой! Это не тот, что убедил конгресс США начать поставки крупнокалиберного оружия моджахедам и научил их сбивать наши вертолёты, целясь в винт управления?
— Тот.
— Вот же ж, сукин сын!
— Хуже того. Если здесь началось по серьёзному, то началось на год раньше, а это плохо. Значит они уже организовали Министерство обороны Литвы и готовят переворот на эту осень. Учредят «Саюдис», тут же проведут выборы в Верховный совет Литвы и провозгласят независимость.
— Ничего себе, ты разрисовал!
— Вызывайте Бразаускаса в Москву в ЦК, пусть пишет по собственному по состоянию здоровья и отправить его на лечение. Где воздух сух и пахнет елями, мороз трескуч лет пять сидели мы. — Навеяло мне вдруг двустишие.
— Ты стихи пишешь? Не знал, — удивился Иваныч.
— Сам в шоке!
— Мысль твою понял, но не слишком уж ты преувеличиваешь? И даже боюсь спрашивать, откуда знания?
— Оттуда, — сказал я, чуть сиплым с похмелья, голосом Никулина в «Брильянтовой руке».
Получилось так натурально, что Дроздов рассмеялся.
— Ох, хулиган.
— Обменяли хулигана на Луиса Корвалана, — продолжил я дурачиться.
Дроздов погрозил мне пальцем.
— Ты Вильнюс знаешь?
Я покачал головой.
— Ну вот. Никто не даст гарантию, что они не пасут наш рейс. Из нас течёт, Миша, как из стечной суки.
Иваныч тоже мог задвинуть такой образ, что мороз по коже продирал.
— И возьмут они тебя, красивого и молодого и потеряю я такого ценного консультанта. Ты, кстати, кем хочешь значиться: охранником или ординарцем?
Я почесал затылок и открыв холодильник, увидел бутылку «пепси» в пластиковой упаковке.
— Ух ты! Круто! — Сказал я и лапнул холодную ёмкость. Там же в холодильнике стояли и широкие стаканы. — Будете?
— Не люблю я эту дрянь. Ты мне лучше боржому плесни.
Разлив жидкости по бокалам и отхлебнув пахнущий лекарством напиток, я спросил:
— Других вариантов нет?
— Молод ты ещё для консультанта или референта. Капитан у генерала сапоги должен чистить. — Дроздов улыбался, а мне вспомнилось, что когда-то давно на границе, мы пацанами слушали его истории про войну. А я на утро, встав пораньше начистил ему сапоги до зеркального блеска. И так до сих пор в этом не сознался.
— Можно и сапоги, — вы же знаете, мы могём, сами учили
Так до Вильнюса мы и проболтали не о чём, а в Вильнюсе завертелось.
[1] Эндрю Эйва — Андрюс Линас Казимерас Эйтавичюс (лит. Andrius Linas Kazimieras Eitavicius), по американскому паспорту Эндрю Эйва (англ. Andrew Eiva, родился 26 октября 1948 года в Бонне)
Глава 5
— Товарищи офицеры! Ситуация у вас в республике критическая, — начал Дроздов совещание. — По имеющейся у нас информации взрыв на Ионавском производственном объединении «Азот» — это террористический акт. Наши оперативники и следователи уже начали свою работу сразу по прибытии. Я буду краток. Что здесь у нас твориться вы знаете, хоть и не лучше меня, но в достаточной мере, чтобы сделать вывод, что в случае переворота может повториться Венгерский сценарий. Я не про наши танки, а про повешенных на столбах сотрудниках Венгерского КГБ. Пусть никто из нас не строит иллюзий, что кого-то минует чаша сия, если мы допустим подобное.
Я стоял у выхода из конференц-зала в небольшой группе московских коллег и слушал председателя КГБ в пол уха. Он накачивал коллектив грамотно. Даже у меня сначала засосало под ложечкой, а потом стало подташнивать.
Иваныч и сам мог очень образно передать настроение. Я, например, очень чётко представил висящим себя, и шея моя зачесалась. А что? На меня не распространялся иммунитет неприкосновенности как во сне. Это не был сон. Это была жестокая реальность, в которой мне не раз доставалось. И, как сказал «человек из Торгово-промышленной палаты», надо было определяться, сгинуть в пучине Перестройки, или выплыть. Честно говоря, я ничего не рассказал Дроздову об утренних событиях, именно потому, что не хотел первого и не строил иллюзий о своей исключительности. В конце концов мне хотелось просто жить. И у меня снова появилась личная цель выжить.
— Так, товарищи! Свои задачи вы знаете. Конверты вскрыты. Действуйте. Чижов! Выезд сейчас. Тремя машинами, — сказал он мне. — Здешние коллеги сообщили, что Управление фактически в осаде. Да и мы с тобой видели те машины на тротуарах.