— Я всегда говорил, что нет там золота, — «прогудел» Примаков. — Забыть надо про него.
— Пятьсот тонн все-таки! — Председатель Госбанка СССР Алхимов аж заёрзал. — Жалко.
— Не получим мы нихрена, кроме санкций или очередной холодной войны, — махнул рукой Примаков.
— От санкций всё равно никуда не денемся, — проговорил Дроздов. — Только народными фронтами займёмся так и посыпятся.
— Да, а другие фронты? — Вспомнил Гришин.
— Так везде и возьмём. Литва, Эстония, Беларусия.
— Что-то хохлы зашухарились. Ох не к добру… — Покачал головой Ивашутин. — Никакой общественно-политической инициативы масс.
— Там Щербицкий всех диссидентов за причиндалы держит. Хотя, было дело, расстроился, что на пост генсека не заскочил. Мы с ним часто после съезда встречались и говорили. После диверсии на Чернобыле, не состоявшейся, слава КПСС, он ещё жёстче прошёлся по своим рядам. Да и вообще… Он и раньше активно давил диссидентов, запрещал националистическую идеологию и греко-католиков.
Примаков, при всей его интеллигентности, частенько позволял себе цветастые сексуальные образы по отношению к оппонентам.
— У них там полегче, чем Челябинске. Хлеба — во! Сала — во!
— Однако, Украину на особый контроль, товарищи. Это наша житница, как говорил классик. Чёрное море, Крым. Одеса!
Глава 3
В небольшой двухкомнатной квартире на улице Горького за десять лет ничего не изменилось. Показалось, что даже набор продуктов в холодильнике был тот же самый: сыр брынза, сыр твёрдый, оливки на развес, хранящиеся в пол-литровой стеклянной банке с полиэтиленовой крышкой, пол палки сухого сервелата. В морозилке серый хлеб в пакете (резерв), водка, сало, пластиковая бутылка с замёрзшей водой, шмат мяса, бутылка водки.
— Почему жену не вызвал? — Спросил Юрий Иванович, доставая из большого бумажного пакета маленькие. — Разворачивай и на стол.
— Не захотела. Побоялась. Новое место. Она у меня бояка.
— Бояка? Понятно. Может домой поедешь?
Иваныч с прищуром посмотрел на меня.
— Тут пока дел по гланды. Она в курсе про мою работу. Я ей сразу сказал. С ней по-другому нельзя. Узнает, что обманул, убьёт сразу.
— А шпионки с крепким телом её не смущают? — Иваныч усмехнулся. — У нас такая работа…
— Я же аналитик, а не вербовщик.
— Ну-ну… Давай скорее! Ну его, этот сыр! Резать его… Брынзу положи, маслины и разливай.
— О! Вы перешли на Коктебель⁈
— Коньяк, он любой хорош. На счёт коньяка я всеяден. Его можно выбирать под настроение. Сегодня я своё кислое настроение слащу. А тебе не всё равно?
— Да, наверное, всё равно.
Выпили три раза, причём третий по-афгански, за павших, предварительно коснувшись рюмкой стола. Именно оттуда пошёл этот тост. Раньше мы пили за тех, кто не с нами, а моряки за тех, кто в море.
— Раз уж вспомнили про Афган, то, что ты там про ваххабизм имел ввиду?
Юрий Иванович откинулся на кресле и покрутил головой, разминая шею.
— Только в темпе, а то я засну. Кстати, спишь сегодня здесь.
— Не вопрос. Про ваххабизм скажу, что это экстремистское течение залезло к нам на Кавказ и начало диктовать правила местному населению. Ваххабизм — детище империалистов, культивиру… бля… Созданное для разрушения государственности в исламских странах. Он запрещает контакты мусульман с любыми светскими и административными структурами. Только шариат. У нас на северном Кавказе… Про Азербайджан не помню, но и в Иране тоже… Короче, у нас распространён суфизм. Это более менее мирное и толерантное к государству течение.
— Какое?
— Толерантное. Терпимое значит. Так вот, если начнётся джихад против России. Ой… Против Союза. То суфии вынуждены будут поддержать его, иначе их сметут. Там уже есть сторонники ваххабизма. Яндарбиев, кстати. Поэтому надо как-то перетянуть суфиев на свою сторону. Но! Кавказ — дело такое же тонкое, как и восток. Им перевернуться ничего не стоит. Сегодня ты их учишь убивать ваххабитов, а завтра они уже убивают тебя. Так уже было.
Иваныч слушал меня внимательно.
— Когда было, Миша? — Спросил он спокойно, глядя на меня всё с тем же прищуром.
— Давно было, Юрий Иванович, — ответил я, не отводя взгляд. — Очень давно.
Иваныч дёрнул головой из стороны в сторону, одновременно хмыкнув.
— Ты себя ведёшь, как старый ветеран, а я себя ощущаю рядом с тобой «первопогонником». А ведь у нас с тобой наоборот, Миша. Ты, или запутался в своих снах, или просто чудишь. Тебе не кажется?