Пройдя линию окопов, подсоветного лейтенанта мы не обнаружили. Кое-как удалось узнать у солдатиков, что да, был, проходил, но где сейчас — неизвестно.
— Вот же баран! — сплюнул Володя. — Вечно с ним такая история. Наверняка, зараза, забрался куда-нибудь в тенек и пиво дует.
Накануне в Кувелай по сохранившейся железнодорожной ветке каким-то чудом прорвался состав из двух вагонов, и груз одного из них наполовину состоял из пива и пятилитровых оплетенных бутылей португальского красного вина. Обещали выделить и советникам, но пока не спешили обещание выполнять.
— Давай разделимся и поищем, — предложил я. — Ты левее бери, а я правее пойду. Потом встретимся.
Так и решили. Хитроумный лейтенант действительно мог присесть с приятелем в тени и потягивать «Нокал», довольно неплохое пиво из Лубанго. Через десяток шагов я уже потерял Володю из виду, и беззаботно шагал под палящим солнцем, надвинув козырек камуфляжной кепки на глаза. Вскоре жара должна была уменьшиться, приближался сезон дождей. Тоже не очень большое удовольствие. Думал я о чем-то своем и, обходя очередной куст, едва не налетел на незнакомого солдата. Сначала мне показалось, что это тот самый лейтенант, но сразу же понял, что ошибся. Во-первых, обмундирование его было очень потрепанным, на ногах какие-то рваные кеды. А во-вторых (и это было самым главным) на плече у него стволом вниз висела автоматическая винтовка «Хеклер и Кох» модели G3. Солдаты в бригаде были вооружены «калашниковыми». G3 могла быть только в подразделениях народного ополчения ОДП, но они носили форму оливкового цвета. И тут меня словно ударило: УНИТА!
Да, передо мной был самый настоящий унитовец, неведомо какими путями забредший на передовые позиции злейшего врага — бригады ФАПЛА. А самое плохое, что винтовка его висела на правом плече, в то время как мой автомат болтался на левом, заброшенный за спину. Это только в кино герой резко выхватывает оружие и начинает палить почем зря, валя врагов пачками. В жизни все сложнее.
Несколько секунд мы ошарашено смотрели друг на друга. Лицо парня лоснилось от пота. Видно было, что идет он давно и устал. Но унитовец тоже очень быстро понял, кто перед ним. Рука скользнула к винтовке, и ствол ее пополз вверх. На раздумья мне времени не оставалось. И я прыгнул с места, нанося обеими ногами удар ему в грудь. Противник покатился по траве, не выпуская, однако, оружия из рук. А я, сгорбившись, одним движением дернул застежку кобуры, вырвал пистолет и, сдвинув предохранитель, выпустил в него весь магазин. Патрон у меня всегда был в стволе. Больше половины пуль попали в тело на земле. Может быть, это было и убийством. Но мы находились на войне, и у противника имелось не менее смертоносное оружие, чем мое.
Я стоял, тяжело дыша над мертвым унитовцем, вытирая рукавом обильно вспотевший лоб и судорожно сжимая в ладони рукоятку пистолета. Затвор отошел назад, так там и остался. Обнажившийся ствол выглядел бы тонкой безобидной трубкой, если бы еще не дымился сгоревшим порохом. Из-за кустов с автоматом наперевес вылетел Володя. Увидев меня, он испуганно вскинул оружие, но тут же узнал.
— Кто стрелял? Что случилось?
Я молча махнул пистолетом в сторону убитого. Капитан осторожно подошел к телу, наклонился, всматриваясь. Распрямился и трясущейся рукой полез за сигаретами.
— Ну, ты даешь… А без стрельбы нельзя было?
Выщелкнув из пистолета опустошенную обойму, я вставил на ее место новую, отпустил затворную задержку. На душе у меня было неспокойно, но тревоги не ощущалось. Что сделано, то сделано, и жалеть об этом уже поздно.
— Как видишь, не получилось. Иначе он меня бы шлепнул.
Володя задал вопрос, который мучил и меня.
— Ты уверен, что это унитовец?
— Хрен его знает. Похоже. Стрелять он точно собирался.
Если я застрелил солдата правительственных войск, неприятности могли быть очень большими. Конечно, на местный суд меня бы не отдали, да и до своего не допустили. Один полковник, упившийся до зеленых чертей, прямо в миссии убил офицера-анголанина, потому что ему почудилось, будто тот вербует его в ЦРУ. Полковника кое-как скрутили, забросили в самолет, выехав прямо на взлетную полосу. На следующий день он уже летел в Москву. И что? Всего лишь уволили из армии. Здесь тоже мог быть вариант, что на моих приключениях в Африке поставят жирный крест. Возвращаться задрипанным переводчиком в конструкторское бюро? Не хочу!