Чаще за срок дежурства ничего не случается и спас отправляется восвояси до следующего раза. Вызов приходит реже. Дежурного спаса техник и врач немедленно подключают к аппаратуре, затем следует десяток секунд не очень приятных ощущений и, открыв глаза, оказываешься в другом теле и другой обстановке. Тут, собственно, работа и начинается. Первым делом нужно подавить сознание клиента — чтобы не мешал. Паническое состояние, в котором обычно находится попавший в передрягу человек, сбивает, не дает проводить спасение с максимальной эффективностью.
Когда операция заканчивается, спас в теле клиента своим ходом возвращается в фирму, его подключают к аппаратуре, еще один переход, и свободен. До следующего раза.
Конечно, может случиться и так, что вызов придет слишком поздно. И тогда спасу, оказавшемуся в безвыходной ситуации, останется только погибнуть вместе с клиентом. Сам, без помощи аппаратуры, он в собственное тело вернуться не может. Но это профессиональный риск, за это нам и платят.
В течение недолгого срока существования фирмы таких проколов не было. То ли клиенты были чрезвычайно осторожны и при первых признаках опасности посылали вызов, то ли мы работаем очень профессионально. В одном случае все обошлось легким ранением, в другом — переломом руки. На Западе летальные исходы наверняка случались, поскольку сейверская служба там работает достаточно давно. У нас же, как я уже говорил, пока все обходилось.
Нынешний мой вызов вполне мог стать первым трагическим случаем. И никакие навыки тут бы не спасли. Просто повезло, что экипаж сумел посадить горящий самолет.
Неудачей было то, что я лежал теперь в больнице, вспоминая, кем являюсь на самом деле, и не имея возможности сообщить в фирму о том, что у нас крупные неприятности.
Вообще-то непонятно было, почему из Москвы еще никто здесь не появился. Местоположение мое легко определялось фирмой с точностью до нескольких метров. И так как я не перемещался, логично было предположить, что возможности такой не имею. Ну не бросили же меня здесь выкарабкиваться самостоятельно! А каждый день, проведенный на больничной койке, усугублял положение фирмы и мое лично и был не менее рискован, чем работа на операции. Даже наверняка — более.
Поэтому, хочешь, не хочешь, а нужно было искать, кому довериться, чтобы позвонили в Москву и сообщили обо мне. Лучше всего для этой роли подходила добрая женщина Настасья Филипповна.
Ее я и попросил сделать короткий звонок, сказать только, что Глеб тут. Руководство поймет, что все неладно и в больнице немедленно появится кто-то из ребят. Телефон я написал на бумажке, улучив время, когда соседи по палате спали. Шепотом объяснил, что сейчас только вспомнил, куда звонить, а Глебом меня в детстве в семье звали, неофициально, так сказать. В честь дедушки.
Наталья Филипповна отвечала мне тоже шепотом, как бы приняв правила игры, но в объяснения мои наверняка не поверила. Однако обещала помочь, решив, видимо, что ее спаситель плохими делами заниматься не может.
Она ушла, и ее не было три дня. За это время я практически пришел в норму, вставал, начал самостоятельно ходить в туалет. Попробовал закурить, но клиент мой, этот самый Олег Афанасьевич, похоже, не курил, потому что меня поташнивало. Устав ждать, я хотел уже сам позвонить моей благодетельнице, но не знал ее телефона.
Настасья Филипповна появилась на четвертый день. Увидев ее, Петр аж присвистнул: «Кто это вас так?» Все правая сторона лица женщины была сплошным синяком. Глаз заплыл, осталась только узенькая щелка.
У меня сжалось сердце. Дурные предчувствия оправдывались.
Настасья Филипповна села на стул у моей койки и заплакала:
— Подвела я тебя, сынок!
Я тут же поднялся, накинул больничный халат и увел ее в коридор. Ни к чему соседям по палате было знать подробности.
Всхлипывая, Настасья Филипповна рассказала, что случилось. Она едва успела войти в подъезд. Накинулись двое, ударили по лицу, отобрали сумочку, обшарили карманы и убежали. Женщина не успела даже закричать. Кое-как добралась до дверей соседей, позвонила. Те перепугались, вызвали «скорую помощь». Врач хотел забрать ее в больницу, но Настасья Филипповна, более-менее придя в себя, решительно отказалась — внука не на кого оставить. Были и милиционеры. Им она ничего дельного рассказать не смогла — лиц нападавших не видела, ценностей при ней никаких не имела. Решили, что банальное ограбление, шпана балуется.
— Только вот что я тебе скажу, сынок, — призналась мне Настасья Филипповна, — по-моему, они твою записку искали. Мне так показалось. Ты дай-ка телефончик еще раз. Прямо сейчас пойду и позвоню, раз такое дело.