Ты не представляешь себе, папа, как безжалостно я научился вести бизнес. Мои конкуренты, довольные собой, высокомерные, садились напротив меня в своих сшитых на заказ костюмах, со своими портфелями из дорогущей кожи, набриолиненными волосами, дизайнерскими галстуками, часами за хренову тучу долларов и надеялись обобрать меня. Я внимательно и спокойно их выслушивал. Не жестикулировал, не спорил, не уговаривал. Просто сидел и ждал возможности нанести удар. Они никогда этого не ожидали. Когда они были точно уверены, что вот-вот победят меня, я обходил их и завладевал их состоянием. Они намеревались вывести меня из игры, но сами сходили с доски. Не думай, Сеферино, будто я сговаривался с продажными политиками или вообще жульничал. Нет. Я всегда был безупречно честен. Это ты, среди прочих ценностей, привил мне честность, папа, и я от нее не отступался. Крокодил с принципами. Я уверен, ты бы мною гордился, Сеферино. Очень, очень гордился.
Заключенные смотрели на нас с любопытством, но, вопреки моим ожиданиям, никто не отпустил комплимента или сальности. Возможно, их предупредили, что строго накажут, если они станут вести себя неподобающе, а может, они просто нас опасались. Некоторые балерины превосходили ростом большинство заключенных, а наши тела, натренированные долгими часами танца, были более мускулистыми, более эластичными и рельефными, чем их бесформенные тела. Лишь немногие выглядели на метр восемьдесят, хотя я увидела и пару человек выше двух метров. Длинными коридорами, выкрашенными в фисташковозеленый цвет, — стены обшарпаны, по сторонам стоят пластиковые ведра, и на веревках сушится белье — мы прошли в концертный зал. Это оказалось первоклассное театральное помещение, полностью построенное на средства из фонда Эктора и Педро. Новые удобные кресла, правильное освещение, отличный занавес, на полу ламинат, а поверх ламината прочные ковры. Можно без проблем показывать балет, драму, концерты.
Хулиан и Педро действительно проделывали огромную работу, стараясь дать заключенным качественное образование в сфере культуры и искусства. После всего увиденного я осознала, как важно наше выступление и какое неизгладимое впечатление оно может произвести на мужчин, привыкших к самому низкопробному телевидению и самой вульгарной музыке.
В офисах, превращенных в гримерки, было безупречно чисто, а продезинфицированные туалеты благоухали хлоркой. На столе стояли чипсы, орешки, соки, минеральная вода. Контраст с коридорами, по которым мы только что прошли, был разительным. Чувствовалась рука Педро, который уверял, что, если бы ему позволили, переделал бы всю тюрьму, чтобы стала более уютной и стильной.
Помня о словах Педро, я старалась по дороге приметить кого-нибудь, кто показался бы мне хоть отчасти привлекательным. Но мне не попалось ни одного красивого или даже просто видного мужчины. Море одинаковых низеньких людей, в котором никто не выделялся. Педро сказал, это потому, что нам встретились в основном мелкие преступники, происходившие из самых низов общества. «На выступление стянется крупная рыба, — пообещал он. — Ты их в темноте не увидишь, но они там будут». Я поинтересовалась, придет ли мой загадочный кавалер. «Конечно, и ты его сразу же узнаешь».
К шести мы были готовы. Несмотря на воодушевление, мы мандражировали. В женской гримерке многие трещали без умолку — все от нервов. Я попросила всеобщего внимания. «Думаю, нам пора помолчать и сосредоточиться. Пусть ничто из того, что вы сегодня видели, не повлияет на ваш танец. Ваша забота — произведение, а не публика». Все умолкли, и в тишине мы завершили подготовку.
В половине шестого мы услышали, как зал начал заполняться людьми. Мы не должны были думать о том, кто придет на нас посмотреть, но все же я не могла забыть про контекст. Эмоциональную нагрузку этого места нельзя было просто сбросить со счетов. Гул в партере нарастал. Заключенные были в предвкушении. Видимо, таких мероприятий, как наше, раньше здесь не проводили. Я предположила, что сравнить нашу работу им будет не с чем, и вызов от этого стал еще серьезнее. Я выглянула из-за кулис. Аншлаг. Глубоко вздохнула и покрутила головой, чтобы растянуть мышцы. В первый раз в жизни заметила, что у меня вспотели руки.
Ровно в семь Хулиан вышел на сцену с микрофоном: «Добрый вечер, друзья! Добро пожаловать на выступление труппы „Танцедеи", которая великодушно согласилась приехать сегодня к нам и показать свою работу. Сегодняшний спектакль называется „Рождение мертвых", его придумала и поставила Марина Лонхинес. Мы надеемся, что вы отнесетесь к танцорам с уважением и будете наслаждаться выступлением в тишине. Большое спасибо, друзья».