Вряд ли им очень понравилось, что их человека отправили на тот свет, хотя, по чесноку, мертвый Галисия сильно облегчал жизнь высокому начальству. Он ведь совсем ссучился. Брал на хранение грузы «небесной перхотки», предупреждал картели о готовящихся против них операциях, вступал в сговоры с неразборчивыми политиками, защищавшими наркобандитов, требовал свою долю с рэкетиров, с нелегальных проводников через границу и даже с похитителей людей. На всех стульях одной жопой сидел, козлина. Начальство его терпело, потому что контролировал он вверенные ему города довольно ловко. Умел замерять температуру преступной деятельности и, когда дело начинало пахнуть жареным, договаривался, сторговывался, словом, знал, когда пора действовать. Но, ослепленный легким баблом, утратил нюх, то есть способность считывать сигналы.
Чтобы не заморачиваться, солдафоны запихали сивого в бронированный хаммер и отправили прямехонько в лапы федеральной судебной инстанции города Мехико. Если шавки Галисии пожелают прикончить его на зоне, это уже не их головная боль, хотя, по справедливости, капитан был такой падлой подколодной, что даже и билет покупать не стоит на поезд мести. Чего воду мутить, если потом начнется пинг-понг?
Я этого убил, а я в отместку того, а я тогда двоих, а я троих, и так до скончания времен.
А вот кого Хосе Куаутемоку точно стоило опасаться, так это Эсмеральды. Если она вознамерится его достать — пиши пропало, потому что униженная женщина превращается в пантеру. Хосе Куаутемок ведать не ведал, что его нашли, потому что бандиты пытали ее, пока не выбили его имя, что не убили ее из чистой любезности и что теперь она, безъязыкая и запуганная, бродит по миру и только и мечтает что о мести.
Дело на Хосе Куаутемока завели за умышленное убийство, совершенное неоднократно, при отягчающих обстоятельствах и с особой жестокостью. Государственный защитник — довольно зубастый и въедливый — упирал на то, что отсутствие свидетелей мешает установить вину и прямых доказательств участия его клиента в преступном деянии не имеется. Обвинение заявило в ответ, что баллистическая экспертиза подтвердила соответствие выпущенных пуль типу нарезки ствола и калибру оружия, находящегося во владении сеньора Уистлика. К тому же, согласно проведенной пробе Харрисона, именно обвиняемый трижды нокаутировал свинцом дона капитана. Да и вообще, помимо всяких проб, подозреваемый сам заявил, что в смерти офицера Галисии просит считать виновным себя, и только себя.
Заметив, что адвокат у него скользкий и тертый, Хосе Куаутемок усмотрел для себя возможность выйти с суда безнаказанным. Он поменял показания и стал настаивать на своей невиновности. Суд заиграл новыми красками. В отсутствие свидетелей, при недостаточности доказательств обвинения и одних только косвенных уликах судья склонялся к оправдательному вердикту. Хосе Куаутемок почуял, что сейчас забьет олимпийский гол на четвертой минуте добавленного времени второго тайма. Вэлкам бэк либерти. Но не тут-то было. Его адвокату начали угрожать: «Если этот козел не сядет, мы сначала твою семью убьем, а потом и тебя». Однако чувак на пятку не надавил, он и сам был с района, так что знал, что почем.
Когда все начало указывать на то, что Хосе Куаутемок не попадет в душегубку, случилось непредвиденное. Не деяние карающей длани, а простая сучья непруха: адвоката при переходе улицы снесла бешеная маршрутка. Государственный защитник Хайме Артуро Контрерас очутился на обочине, без ботинок, в разодранном пиджаке, с двадцатью переломами и кровоизлиянием в мозг. Преставиться не преставился, но стал овощем. Дело взял студент частного университета, которому нужно было пройти практику. Его тоже попугали расправой — он пришел в ужас. И отказался от стратегии своего предшественника. Вернулся к изначальному признанию вины и согласился с результатами экспертизы на наличие родизоната натрия. Другими словами, зассал и допустил, чтобы Хосе Куаутемока упаковали на пятьдесят лет.
К тому времени, когда Контрерас вышел из комы, Хосе Куаутемок успел отсидеть девять месяцев и семнадцать дней. Впрочем, возвращение адвоката из радужной страны снов никак делу не помогло, поскольку показатели интеллекта у него остались примерно такими же, как во время комы.
Вечером я прочла труппе текст Хосе Куаутемока: «В алом потоке, несущемся из женской утробы, плавают трупы тех, кто мог бы родиться и не родился». Мы обсудили эту мысль, и в результате возникло два противоположных мнения. Первое: самые глубинные, самые простые явления должны стать для нас источником вдохновения. Искусство, даже такое элитарное, как танец, не может отворачиваться от наитемнейших закоулков человеческого бытия. Мы заперты в своих микроскопических мирах и теряем из виду самую жизнеспособную и неприукрашенную часть нашей же сущности. Это противоречило тезису Люсьена, который утверждал, что творец должен питаться тем, что знает из первых уст, и не пытаться расшифровать вселенные, далекие от его обычной жизни. Я была согласна с Люсьеном. Как мы можем рассказать об опыте заключенного или проститутки — абсолютно противоположном нашему опыту? Почему жизнь других по определению должна быть нам интереснее? Мелкобуржуазные темы — поиск пары, расставание влюбленных, уход детей из семейного гнезда — менее важны, чем темы, связанные с жизнью угнетенных классов?