Капитан Кобозев спрашивал с еще заметной иронией. Он уже успел повидать мальчишек, рвущихся в бой и приближающих победу за несколько ночей. Но в то же время отдавал себе отчет в том, что мальчишки, только-только попавшие на фронт, свежим взглядом способны заметить и отметить многое. И не всегда их наблюдения и выводы – бред. Возможно, более опытные сотрудники просто не обращают внимания на некоторые очевидные вещи. Так или иначе, этого маленького старшего лейтенанта следовало выслушать.
– Еще раз прошу прощения, товарищ капитан. Но речь идет о спорности решений, принятых в штабе фронта. Так или иначе начальнику особого отдела необходимо об этом доложить. Я не уверен, что без согласования с товарищем полковником мы с вами сможем принять какое-либо решение.
– Мы с вами? Даже так?
Кобозев снял очки, делавшие его неуклюжим – именно из-за слабого зрения он в свое время попросился в органы внутренних дел. Курносый нос, круглый подбородок, розовые от природы щеки вкупе с очками никак не придавали мужественности мальчишке, выросшему в ленинградском дворе. Форма и ромбы на погонах тоже мало изменили облик юноши, зато вскоре Кобозев убедился, что сотрудникам НКВД большинство окружающих стараются как можно реже смотреть в лицо. А значит, серьезная форма отвлекала от негероической внешности. Кобозев в отличие от многих не просился на фронт, да его и не особо спешили брать из-за зрения, он до весны сорок второго выявлял скрытых врагов в тылу.
Но потом на судьбу тогда еще старшего лейтенанта повлияла его же собственная старательность: не в пример опять же другим Кобозев всегда аккуратно, даже с каким-то фанатизмом вел бумажную канцелярскую работу, с чем катастрофически не справлялись особые отделы фронтов. И Кобозева перевели из Саратова, где он служил два последних года, ближе к передовым позициям. Он принял назначение спокойно, вот только здесь, на фронте, его простецкая внешность и, главное, круглые очки с большими дужками, снова, как в не такой уж далекой юности, не способствовали серьезному отношению. А форма НКВД, как сделал вывод Кобозев, усиливала скрытую неприязнь окопников.
Вот и сейчас этот мальчишка, без году неделя на фронте, всего-то год с небольшим, как в органах – а туда же: самого начальника ему подавай.
– Послушайте меня внимательно, товарищ старший лейтенант, – капитан Кобозев говорил, не вставая из-за стола, глядя на Алферова сквозь стекла очков. При неярком свете настольной лампы он напоминал филина. – Вы явились в особый отдел фронта, предварительно не доложив о себе. Даже не поставив руководство в известность о цели вашего прихода. В данный момент вы должны находиться в полку, выполнять свои прямые обязанности. Учитывая сложную обстановку по всему фронту, такое ваше поведение при желании можно расценить, как самовольное оставление позиций.
– Но, товарищ капитан…
– Молчать! – когда нужно, Кобозев умел рявкнуть, хотя обычно говорил негромко – так же и продолжил, чтобы короткая вспышка гнева сработала на контрасте: – Не надо перебивать старших по званию, Алферов. Вам давно на это не указывали?
Старший лейтенант решил лучше промолчать.
– Вот так, – продолжил Кобозев. – Возвращаясь к вашему поступку… Или лучше сказать – проступку. У вас, товарищ старший лейтенант, нет пока разумных объяснений своему поведению. Вы их не потрудились представить. Даже по непонятной мне причине решили не объяснять, почему данные, которые вы собрались представить начальнику особого отдела фронта, не могут быть переданы его заместителю. Вы сомневаетесь в моей компетентности, товарищ Алферов? Может, готовы написать соответствующий рапорт?
– Виноват, товарищ капитан! – более разумного ответа полковой особист найти не смог.
– Так-то лучше, – Кобозев решил, что пора бы немного смягчиться и принять извинения младшего по званию. – Очень хорошо, Алферов, что вы это понимаете. Теперь я вас слушаю. Присядьте.
Он кивнул на табурет по другую сторону своего стола, старший лейтенант сел, расстегнул планшет, вытащил оттуда и положил перед капитаном три листа серой бумаги, исписанные круглым, каким-то детским почерком. Еще не вчитываясь в текст, так следует, Кобозев уже зацепился взглядом за несколько грамматических ошибок, но оставил это без комментариев.
– Я прочту обязательно. Но все-таки суть, – он постучал пальцем по верхнему листу рапорта, – изложите сейчас, если можно – коротко.
– Слушаюсь, – теперь, получив разрешение изложить то, за чем пришел, Алферов снова почувствовал себя уверенно. – Вчера мною был арестован капитан Красной армии Сотник за нападение на офицера…