«Интересно, в какой момент на его борту осталось только три тонны кости?» — хмуро подумал я.
— Мой друг сказал, что два или три дня решали, что делать с ним. Но, в конце концов, кость кому-то передали. Кому, не знаю. Судно и команда были отпущены. Три дня назад оно ушло в Дубай.
Вернувшись в Дубай, я позвонил Полу и сообщил всё, что узнал. Мы обсудили возможность предания огласке истории со слоновой костью, выставив на позор Объединенные Арабские Эмираты, но вышестоящий коллега Пола счел, что это может дать обратный эффект, и я не стал настаивать. Право, какая газета или телекомпания заинтересуется историей с кораблем, контрабандой перевозящим кость из Танзании, когда корабль уплыл, кость исчезла, а сами танзанийцы ничего не знают?!
…До возвращения в Лондон у меня оставалось два дня, и я решил, почти без надежды на успех, навестить своего старого друга из Управления статистики. Когда я разговаривал с ним в последний раз, я был уверен, что его проинструктировали не иметь со мной дела, но я ошибся. Я так обрадовался, когда он наконец-то предоставил мне данные за последние три месяца 1988 года. Вернувшись с распечаткой к себе в номер, я принялся тщательно изучать ее. Но был разочарован. Меня интересовало подтверждение, что Гонконг и Сингапур по-прежнему ввозят кость из Дубая. Это побудило бы Соединенные Штаты к действию. Но Пун обхитрил нас всех. Единственной страной, получавшей кость после августа 1988 года, в распечатке значился Тайвань.
За день до отлета из Дубая я позвонил своему знакомому, который знал семью Пун. Он сообщил мне, что третий из братьев Пун заправлял одной из аджманских фабрик, а Джордж — другой. Совсем как это было в Джебел-Али.
— Какая фабрика в чьей собственности находится? — спросил я.
Эти мелкие факты позволяли дополнить картину и снижали риск, что мы будем схвачены за руку, добывая данные на местах.
— Насколько я знаю, все цеха расположены рядом, — ответил он. — Я там не был, но побывал мой коллега. Он сказал, что там три или четыре цеха. И всё это вместе называется Фабрикой ремесел.
Я навострил уши. Фабрики, что я видел в Аджмане, назывались Жемчужная мастерская и Коралловая мастерская.
— Секундочку. Это те, что возле аджманского муниципалитета?
Мой собеседник был явно удивлен.
— Нет, вроде нет. Это возле пакистанской школы.
Я записал координаты и на полном газу поехал в Аджман. Еще фабрики! Когда всё это кончится!
Как мне и сообщал мой знакомый, Аджманская национальная фабрика ремесел состояла из трех расположенных в ряд цехов, окна каждого из которых были тщательно завешены металлическими жалюзи. Я припарковал машину и вышел. Было так жарко, что асфальт плавился под ногами.
— Привет! Там кипит славная работа.
Я с удивлением обернулся и увидел позади себя араба.
— Так, говорите, славная работа? — сказал я, прислушавшись к шуму дрелей, доносящемуся из-за жалюзи.
— Да, — кивнул он.
— И что они там делают?
Он моментально огляделся вокруг и ушел, что-то бормоча себе под нос.
Я сделал несколько снимков здания фабрики и сел назад в машину. Было бы глупостью рваться внутрь. Я и так знал, что там происходит, и у меня уже были снимки, сделанные на другой аджманской фабрике.
На душе у меня было безрадостно. Я думал, что, может быть, возрастающая во всем мире кампания против торговли костью возымеет здесь какой-то эффект. И что же? Новые фабрики растут как грибы. Каждый день множество слонов обрекалось на заклание ради удовлетворения их запросов. Даже если мы добьемся запрета, не будет ли это слишком поздно?
Я поехал назад мимо другой аджманской фабрики. В последние две недели я регулярно следил за ней, часами наблюдая из машины всех входящих и выходящих. На главной улице Аджмана были специально созданные неровности, чтобы усмирять лихачей; проезжая первый такой бугор, я заметил, как рядом со мной снизил скорость белый «БМВ». За рулем сидел китаец, а с ним рядом на переднем пассажирском сиденье — элегантная китаянка. У меня заколотилось сердце. Я знал, что у Джорджа Пуна как раз белый «БМВ». Я пропустил эту машину вперед и вижу: как только она поравнялась с аджманской фабрикой, свернула к краю дороги, и водитель вышел.
Я припарковал свою машину на том самом месте, которое обычно занимал, когда мы приезжали сюда с Сьюзи, и включил кондиционер. Джордж Пун (я был уверен, что это он) наблюдал за тем, как над воротами цеха, который пустовал, когда я тут был в последний раз, навешивали табличку: «ЖЕМЧУЖНАЯ МАСТЕРСКАЯ».