— Дай-ка огоньку!
Прямой молча достал красивую импортную зажигалку и протянул пацану. Тот покрутил ее в руке — ого, позолоченная, рублей на сто, не меньше, потянет! — прикурил и так же быстро сунул в карман. Зажигалка была не позолоченной — она была золотой, с драгоценными камушками, и сделана была в Англии по спецзаказу для одного крупного бизнесмена. Стоила же она немного поболее ста рублей: настолько, насколько больше этой суммы пять тысяч долларов. Прямому она досталась по случаю, как подарок за некую услугу...
Пацан все никак не хотел уйти. Возможно, он возомнил, что попал в пещеру Алладина и хотел унести еще больше сокровищ.
— Мужик! — он уже не стеснялся в выражениях, — отвали-ка на пивко пару червонцев!
Нет, Прямой не рассердился, он бы, конечно, дал, и даже уже потянулся за бумажником, только в расстроенной его голове вдруг что-то наконец связалось в единую нить, он резко встал, запихнув бумажник обратно в карман; на секунду, ища опоры, ухватил малолетку за плечо, потом легко оттолкнул его в сторону и пошел по склону вверх мимо детской библиотеки, к Ново-Вознесенскому храму. Пацан оцепенел, его плечо, будто побывавшее в железных тисках, онемело, и он тяжело дышал, представляя, чем на самом деле все это могло для него завершиться...
С улицы Некрасова Прямой свернул на Советскую в сторону Троицкого Собора. Понемногу он приходил-таки в себя. “Что это было? Сон? Галлюцинация?” — он прокручивал в голове варианты, но перед глазами его и теперь все еще стоял Павел Иванович в распахнутом плаще, обнажавшим нечто чудовищное... А зловоние... Оно словно прилипло к нему и по-прежнему не давало возможности перевести дух, то и дело вызывая рвотные спазмы. Он совершенно не мог ничего придумать. Ничего! Он не знал, что и как делать. Прав был злосчастный Павел Иванович, трижды прав! “Он сказал, что скоро и я... Так значит, и я тоже? Умру? Убьют? Как же быть?.. Господи!” Сколько же он видел всевозможных фильмов про мертвецов, но едва ли когда испытал даже легкое подобие страха. Но ужас, оказывается, возможен, и этот ужас — Павел Иванович Глушков...
Прямой вышел на Ольгинский мост и достиг уже середины, когда вдруг перед ним, завизжав тормозами, остановилась двигавшаяся на встречу синяя пятьсот двадцатая “БМВ”. Через пару секунд Прямой сидел в салоне, а машина сорвалась с места. За рулем “бимера” был Гриша Функ — корешок и брателло. Немного растерянно он рассматривал Прямого и, наконец, спросил:
— Что это у тебя с башкой, Прямой?
— Не понял?
— Ну, белый ты весь, как лунь. Покрасился? Я еле узнал, в натуре.
— Почему белый? — Прямой повернул к себе зеркало заднего вида, посмотрел и растерянно взъерошил волосы. — Да... Все ништяк, покрасил... Так надо.
— Ну, раз надо — ладно. Давай о деле — Гриша достал какую-то свернутую бумаженцию и протянул Прямому, — Как только ты позвонил, я навел справки: вот имена и кликухи тех, из приезжей бригады. Только они не питерские, они залетные — с Поволжья откуда-то. И дело с ними темное.
— А ты помнишь Павла Ивановича Глушкова? — перебил вдруг его Прямой.
— Глушкова? — удивился Гриша. — Причем тут Глушков? Ну, помню, кто его не знал? Так вот, машины у них, в натуре, питерские — два “джипаря”. Только это не их тачки. Им их выдали, причем в Москве, и послали к нам. Кто послал — выясняю, а зачем — похоже они и сами точно не въезжают, бурагозят пока по кабакам. Витя Скок среди них есть, но он так себе, даже не бригадир — пехота. Не мог он тебе предъявы делать. Не тот уровень. Похоже, разводят тебя, Прямой, и разводят круто. Есть кое-какие соображения — возможно это чехи . Им хладокомбинат нужен, чтобы азеров подмять, им много чего нужно... Не понятно пока, что готовится, но нужно быть начеку. Ты сам-то, что думаешь, а, Прямой?
— Я-я? — задумчиво протянул Прямой. — Я, знаешь, тут Павла Ивановича сегодня видел, в парке у детской библиотеки. На горочке мы с ним посидели, так, о том, о сем поговорили...
— У тебя чего, крыша поехала? Тебя на Луну вот-вот зашлют, а ты мозги мне компостируешь?
— Про Луну Пал Иванович говорил, мол, скоро... — задумчиво начал Прямой, но вдруг оборвал себя, — Постой, тормозни...
Они ехали по Советской, и справа завиделась боярская шапка купола Успенской с Полонища церкви. Гриша притормозил у магазина на углу Советской и спускающейся вниз к реке Георгиевской улиц. Прямой вышел и неспешно пошел к храму. Неспешно, потому что и сам не знал, с какой целью туда идет. Он посмотрел в перспективу улицы, где открывалась река; на молчаливо-пустынную сейчас школу, бывшую мужскую гимназию и отчего-то подумал: “А ведь раньше, мать говорила, тут ходили трамваи...” А еще раньше, много раньше, это место называлось взвозом, и тут от реки поднималась длиннющая вереница телег и возов, с Георгиевской сворачивающих на Великолукскую и разъезжающихся по всему городу...