— Государь! Это я! Подъесаул Лисицын! Вы меня в экспедицию! В Ярославль! Я назад! Единственный! Только что! Сразу сюда! Доложить! Не терпит! — кричит Лисицын, пока охрана отталкивает его, заваливает, вяжет руки. — Кригова Александра еще! За Волгу! Я нашел! Я узнал!
Оркестр смолкает. По залу идет ропот.
— Свет дайте! — орет охрана.
— Я вернулся оттуда, из-за МКАДа… Вы же меня лично, Всемилостивый Государь! Лисицын! Я с донесением…
Люстра разгорается вновь.
— Ну-ка, покажите его… — слышится вдруг голос из императорской ложи.
Лисицына, руки за спину, ведут. Зрители в штатском раздвигаются, позволяют ему предстать перед Государем.
— Да… Он. Ладно, подъесаул. Давай после. Тут у нас праздник как бы… Потом его ко мне… — произносит сверху, со своего полуторного этажа, из своего эркера, император. — После.
— Ваше императорское… Это не терпит! — кричит Лисицын. — Надо людей спасать! Там, под Москвой… Они все одержимые! Это как болезнь, только словами заражает! Это было какое-то секретное оружие наше… Мы против мятежников его… А оно вот теперь обратно… Надо срочно меры! Надо уши выкалывать! Это пушками не решить! Они прорвутся!
Тысячный зал молчит, обомлев. Громадная люстра под потолком слепит как солнце. Стены вокруг все красные, как та стена, по которой расстрелянный комендант спиной сползал. Золото дешевое, как фольга на старушечьих иконах. Император стоит во весь рост, дети его выглядывают справа и слева из-за ограды, как будто из окопа. Охрана ждет слова, чтобы свернуть Лисицыну шею.
— Это ложь! — произносит Государь. — Это клевета.
— Я клянусь вам, Всемилостивый… Я сам, я своими глазами! Я оттуда, я видел, как оно людей заражает!
Государь взрывается:
— Это подлое вранье! Ты продался! Я тебя как сына… Доверил… А ты — продался!
— Я вам верен! Только вам! До гроба! Ваше… Я клянусь!
— Лжешь! Лжешь! — вопит император.
— Это есть! И оно сюда идет! И тут будет!
Зал безмолвствует. Выламывают руки, наседают, начинают душить, чувствуя, что царь не хочет больше говорить. Темнеет в глазах. Кончается воздух.
— Этого нет! Не сметь клеветать на моего отца! Этого — ничего — не было!
— Я клянусь вам! Там было это! Люди в зверей от этого превращались! Друг другу сначала говорили что-то, а потом глотки рвали! Головы рубили! Там кровь везде! Там они распотрошенные лежат, в Ярославле! Кишками наружу! Там воронье! Они этим друг друга!
— Нет! Не сметь! На святого! На монаршее…
— Это было! Это пришло! Как мухи на глазах, дерьмом рвало, абадон, смерть вокруг была, кружилось, шигаооооон, кровь хлестала из шеи фонтаном, тоооодштеееерб, как четвертовали, как колесовали, как в петле плясали, дерьмо по ногам текло, все сюда, Всемилостивый государь, вернулось, все было и все будет, штееееерб, донесение срочно, не сметь, не сметь про Государя, шииихрууууур…
— Я решаю! Я буду решать, что было и чего не было! Ясно?! Я! Уберите его! Убрать!
Охрана валит Лисицына вниз, под кресла. Сверху падают к нему в темноту слова:
— Забудьте! Выкинуть из головы! Приказываю вам! Забыть! Эту! Ересь!
Дальше тьма.
Катя, вышедшая уже на сцену, смотрит парализованная, как уминают Лисицына под землю куда-то. Государь из своей ложи — все на него смотрят под гипнозом — распрямляется, переводит дыхание, берет себя в руки.
— Забудьте! Выкинуть из головы! Приказываю вам! Забыть! Эту! Ересь! И если кто-то тут посмеет хоть единожды, хоть раз повторить слова этого изменника, вы все будете, все, повторяю, все без исключения — висеть! Я не позволю никому марать память моего отца! Он мученик и чудотворец! Тот, кто поддерживает изменника, сам изменник! Ну? Кто-то тут, может, так же считает?! Вы поднимайте руки, не бойтесь! Давайте! А?! А?! Я этих мерзких разговоров больше слушать не собираюсь! Виселица не поможет — головы рубить буду!
Две тысячи человек вмещает в себя Большой театр. И все две тысячи молчат, тишина — гробовая. Государь визжит, надсаживаясь, срывая голос:
— Это мятежники! И те были мятежники! Они это заслужили, они и худшего заслуживали, их душить надо было поодиночке бы, их бы на дыбу, иголки бы им под пальцы авадон или паяльником в жопу шигаон или к стенке их всех и сам бы лично каждого кто посмеет на отца на его память мрази кровавой блевотой будете блевать святого человека посмели вмазывать убийцы кто его отравил кто не я не я неправда я не травил штеееееерб травил и что и с каждым с каждым всех до единого всех кто посмеет посягать это я я решаю штееееееерб тоооод шшшшш что вы молчите продолжаем спекталь продолжаем этот ебаный спектакль где музыка твари танцуйте что встали!