– А если он сильнее окажется?
– Нас всё равно больше.
– Нас больше, а у него пулемёт, как на вышках…
– Нету у него пулемёта…
– Да я говорю, представь только.
– Тогда, если так представить, весь харч ему одному достанется.
– Вот, – улыбнулся Самум, – кумекаешь…
– Кумекаю. Выходит, экономика, это когда сильный у слабого что хочет забрать может. И по морде ему не надавать.
– От того и коллапс случился, – перехватил инициативу Бигль, – сильные да властные под себя тащили, кто послабее и у сильного отнять не мог, искал более слабого, а тот, в свою очередь совсем слабых обирал. И называлось это справедливым распределением общих благ и социальной защитой.
– Что ж тут справедливого? – Возмутился Баз. – Хрена себе справедливость!
– Когда ложь называют правдой, – продолжил мысль Самум, – когда одним в три горла не сожрать, что нагребли, а другим только крошки да объедки, когда горстка решает, кому в хоромах жить, а кому в трущобах дни коротать, рано или поздно наступает кризис, а за ним и коллапс.
Баз задумался.
– Выходит, и у нас своя экономика получается. Только мы всё гуртом, да по-товарищески. Никто никого обидеть не пытается.
– Поэтому на Отчуждении и живём, – подвёл итог Самум, – и подальше от клановцев держимся.
Мимо проехал автобус, просевший от количества набившихся в салоне людей. Позади следовал джип с автоматчиками.
– В полку отчужденцев, кажется, прибыло, – вздохнул Самум.
– И куда их? – Поинтересовался Баз.
– Да отвезут ещё километров на пять-семь. Автоматчики из автобуса народ выгонят и уедут обратно в Город. Клановцы, небось, уже ждут, чтобы за счёт этих бедолаг поживиться. Каждый с собой что-то везёт, даже не думая, что последние крохи прежней жизни у них не задержатся.
– За что их?
– Не за что, а почему, – отозвался Бигль, – потому, что Город не резиновый. Кто-то всё время лишним оказывается.
– Помнишь, Баз, как мы недели три назад какую-то гадость сожрали? – спросил Самум. – Только не сразу поняли, что не стоило это жрать.
– Ага, – кивнул Баз, – радовались ещё, что так много хавки нашли. А потом животами маялись, пока всё дерьмо не вышло.
– Вот и у Города, – продолжил Самум, – периодически что-то вроде спазмов бывает. Кто побогаче и власть имеет, остаются жить, как жили. А бедолаги, от кого фортуна отвернулась, и, стало быть, городские дерьмом считают, тех выбрасывают прочь.
– С облегчением, Город! – Бигль саркастически крикнул, повернувшись в сторону стены.
– Ладно, народ, – скомандовал Самум, – не филоним. Сейчас трубу до дома докатим и сходим, посмотрим, где автобус разгрузился. Может, кому помощь потребуется.
– Телегу брать будем?
– Возьмём на всякий случай. Клановцы первее других новых отчужденцев пощупают. Может кого-то придётся к отшельникам везти. Битые-резаные всяко будут. За своё добро вступятся, по незнанию как тутошняя жизнь устроена.
Через три четверти часа новый очаг установили вместо прежнего. Квач затеял по этому поводу праздничный ужин. Сказал, что пока остальные сходят, куда автобус уехал, да пока там, да крюк к отшельникам, да обратно ещё… Он как раз сварганит знатный хавчик. Только прежде воды надо натаскать.
– Воды Толик натаскает, – решил Самум, – парень смышлёный. Покажешь ему, где колодец, Квач. Справится. А мы немедля выходим. Там люди. Для прежней жизни померли, а для новой только родились. Первый день на Отчуждении самый страшный.
Баз и Бигль переглянулись, взялись за тележную ручку с двух сторон, и пошли вслед за Самумом. За ними, стараясь не попадаться на глаза, перебегая от укрытия к укрытию, тенью двинулась пара давешних бегунов. То ли надеясь на лёгкую поживу, то ли из любопытства.
В новом очаге разгорался огонь, готовый согреть каждого, кто встанет рядом и протянет к теплу озябшие руки. Даром согреет, пока горит сам.
Йен Странник, декабрь 2019.