— Ну, может, чуть позже сходить? Подождать… Теперь-то нет конкретного времени?
— А смысл? Малодушие это, сидеть и переживать.
— Ну тогда Каратоси-сан, Иттэрасяй — иди и возвращайся! Я буду за вас переживать как самый преданный болельщик за любимого спортсмена.
— Спасибо за моральную поддержку, Ямасаки-сан.
Я взялся за стационарный телефон и набрал внутренний номер безопасника.
— Слушаю! — прорычала трубка так, будто я позвонил в будку к цепному псу.
Безопасники — тот сорт людей, перед которыми давать слабину вредно для здоровья. Уважать не будут. Я мысленно представил себе несгибаемый стержень, проходящий через все мое тело от макушки до копчика. Вращаться вокруг оси я еще могу, а вот гнуться — нет, не дождетесь.
— Господин Ёсатацу Сайто, это господин Каратоси, кадровый департамент. Я получил ваше сообщение. Могу зайти прямо сейчас.
Мой собеседник несколько секунд молчал, потом властным тоном выдал:
— Жду вас в течение пяти минут.
Я поправил пиджак и направился к лифтам. Иного способа попасть на другой этаж пока не знаю. Откровенно говоря, я просто не разобрался, где у них тут лестница.
Зато успел усвоить, что иерархия офисного планктона устроена по принципу курятника. Чем выше этаж, тем круче перец, то есть, работник. Некоторые частные арендаторы специально арендуют помещения на верхних этажах, чтобы казаться, что называется, круче. Безопасность располагается ни много ни мало на четырнадцатом этаже. Этим она показывает, как высоко себя позиционирует.
— Разрешите?
— Войдите, — хозяин кабинета сидел за столом с озабоченной миной, уткнувшись в какие-то бумаги, делая вид, будто внимательно изучает важный документ. Пускать пыль в глаза безопасники умеют, этого у них не отнять.
Я, воспользовавшись паузой, осмотрел аскетичный, но красивый кабинет. На стене в рамке висел кусок волокнистой бумаги с белым цветком с пятью лепестками, явно какой-то символ. Ниже стойка с самурайскими мечами. В отличие от тех, что вешают на гвоздиках у себя в кабинетах российские бизнесмены, эти явно были не бутафорскими.
— Господин стажёр, по какому вопросу вы пришли? — начальник безопасности отнял от бумаг строгий взгляд.
— Вообще-то это вы меня вызвали.
— Вызывал, верно. Нам положено вызывать и проверять. Такой порядок, — безопасник продолжил отыгрывать важную и очень ответственную птицу, — Наши порядки вас чем-то не устраивают, стажёр Каратоси?
— Против порядка ничего не имею. Отсутствие порядка называется беспорядком. Но если говорить прямо, вы отвлекли меня от работы и даже не предложили присесть, хотя сами сидите. Полагаю, вы намеренно пытаетесь поставить меня в неловкое положение.
Не вижу смысла изощряться в вежливых оборотах. С такими хамоватыми типами надо говорить на их языке, иначе не поймут.
— Вы молоды, постоите, — прикрикнул на меня начальник Сайто словно на школьника, — Итак, я посмотрел ваш профайл и не могу понять, как вас приняли на работу… приняла, если точнее… госпожа Нагата.
Поскольку его тирада не содержала вопроса, то и комментировать я не стал. Поняв, что оправдываться я не тороплюсь, начальник снова заговорил.
— Кто вообще догадался нанять стажёром какого-то…
— Кого? — лукаво спросил я, сделав невинное лицо, — Вы хотели сказать гайдзина?
— Неопытного сотрудника, — выкрутился безопасник, — Да ещё и без проверки нашей службой.
Я вздохнул.
— Вы, наверное, вправе проверить меня постфактум, хотя это никак не отменяет того факта, что я уже принят.
— Не учите меня моей работе, — Сайто нахмурился как самурай на старых японских картинках и с угрозой в голосе добавил, — Мы уже направили запрос по последнему месту вашего жительства, чтобы получить сведения о вас. И если вам есть, что скрывать, то лучше напишите заявление на увольнение сами, и не дожидаясь…
— Надеюсь, на русском?
— Что?
— Ну, запрос на русском языке? «Наши» традиционно не сильны в японском, как и в деловом английском.
Сайто заметно помрачнел лицом. Роль плохого полицейского сегодня ему явно не дается.
Я живо представил нашу комендантшу Нину Михайловну, которая ненавидела людей как вид, а лично меня пыталась выселить все годы проживания.
До того как стать комендантом, она работала в женской колонии, отчего почему-то считала, что знает закон, а людей видит насквозь. Выражалось это в ядовитом презрении к любым двуногим из состава жильцов и в холодным пренебрежении к любым проверяющим и госслужащим.
Что она сделает, получив запрос на японском и английском? Ясно, что использует как подставку под один из своих многочисленных цветов в горшках.