Я прислоняюсь спиной к холодной двери и медленно сползаю на пол. Тишина. Только сейчас я осознаю весь масштаб катастрофы. Что мне делать? Звонить хозяйке? Устраивать скандал? А смысл? В договоре все четко прописано. Я сама его подписала.
Съехать? А куда? Деньги отданы за месяц вперед плюс залог. Новых у меня нет. Возвращаться к отцу с поджатым хвостом? Никогда. Это будет означать полное и безоговорочное поражение.
Значит, придется терпеть. Жить здесь, деля ванную, кухню и воздух с этим… чудовищем. Сексуальным, но чудовищем!
Я сижу на полу, обхватив колени руками, и пытаюсь переварить новую реальность. Тело бьет мелкая дрожь, а к горлу подкатывает тошнота. Перед глазами на секунду всплывает лицо отца – строгое, осуждающее, с этой его кривой ухмылкой, которая всегда означает: «Я же говорил». Нет. Я не доставлю ему такого удовольствия. Я выдержу! Я сильная! По крайней мере, я очень хочу в это верить…
Весь оставшийся день я провожу в своей комнате, как заключенная. Сильно быстро моя свобода схлопнулась, словно наткнувшийся на ветку мыльный пузырь. Механически разбираю сумки, раскладываю по полкам свои немногочисленные вещи. Старый плюшевый медведь, пара любимых книг, стопка тетрадей. Все это кажется таким чужим в этих стенах, в этой новой, враждебной жизни. Я не выхожу даже на кухню, боясь столкнуться с ним. Хотя это совершенно алогичный и глупый страх. Но голод не чувствуется, в желудке до сих пор тугой комок из злости и отчаяния. Надо же было так проколоться!
Вечером, когда за окном окончательно темнеет, я, измотанная эмоционально и физически, просто падаю на кровать. Зарываюсь под тонкое одеяло, сворачиваюсь калачиком, мечтая лишь об одном – уснуть и забыться. И, на удивление, засыпаю почти мгновенно.
Тяжелый, без сновидений сон обрывается резко, будто меня выдернули из вязкой темноты за волосы.
Просыпаюсь я посреди ночи от странных звуков. Я лежу неподвижно, пытаясь понять, что не так. Тишина. Но тишина неправильная, звенящая, напряженная. И тут же слух режет протяжный, томный стон. Женский.
Я замираю, вслушиваясь. Сердце ухает куда-то в пятки. Стон повторяется, теперь к нему добавляется низкий, рычащий мужской голос и ритмичный скрип кровати. Звуки доносятся из-за стены. Из его комнаты. Да ну нет!
Щеки вспыхивают огнем. Он что, не шутил? Этот придурок притащил девушку? И они там… прямо сейчас…
От осознания теперь огнем полыхают не только мои щеки, но я вся! Зажимаю уши руками, но это не помогает. Стены в этой квартире, кажется, сделаны из картона. Я слышу все. Каждый вздох, каждый вскрик, каждый шлепок. Это унизительно. Это отвратительно! Это настолько интимно, что мне хочется испариться, провалиться сквозь землю, лишь бы не быть невольной слушательницей.
Я натягиваю подушку на голову, вжимая ее в уши до боли, пытаясь отгородиться от этого звукового порнофильма. Но стоны проникают даже сквозь нее, въедаются в мозг, рисуя картины, которые я совсем не хочу видеть. Ее приглушенные крики, его хриплые, властные команды. Это продолжается, кажется, целую вечность. Бесконечный саундтрек чужого удовольствия и моего личного ада. Заканчивающийся таким протяжным и громким женским «а-а-а», что мои уши сворачиваются в трубочку.
Когда все наконец стихает, я еще долго лежу без сна, глядя в темный потолок невидящими глазами. В ушах стоит звенящая тишина, которая кажется еще более оглушительной, чем недавние звуки. Унижение медленно отступает, уступая место чему-то другому. Холодной ярости. Он сделал это специально. Он знал, что я все услышу! Вот же… придурок!
До самого утра я так и не смогла сомкнуть глаз. Лежала и слушала тишину, которая теперь казалась оглушительной. А когда за окном забрезжил серый, безрадостный рассвет, в моей голове созрел план. Четкий. Дерзкий. Идеальный.
Он думает, что победил? Что я буду сидеть в своей комнате, как испуганная мышка?
Что ж, он очень сильно ошибается. Это была его первая и последняя победа. Война только начинается. И я в ней проигрывать не собираюсь!
Глава 3
Мозг плавится. Медленно, тягуче, будто сыр на пицце, которую забыли в микроволновке. Кто-то словно взял огромные наушники, надел их прямо на мою черепную коробку и включил на полную громкость саундтрек к персональному апокалипсису. Тяжелые гитарные риффы вгрызаются в подкорку, барабаны отбивают бешеный ритм прямо по вискам, а чей-то истошный, нечеловеческий вопль, который, видимо, считается вокалом, пытается вырвать мою душу из тела через ушные раковины.
Я резко распахиваю глаза. За окном беспросветная серость, достойная лучшего фильма о конце света. Сквозь щель в шторах сочится хмурый, безрадостный свет осеннего утра. Нащупываю телефон на тумбочке, экран обжигает сетчатку. Семь двадцать.