Спецрейс
В соавторстве с Вадимом Волчеком
Груз
Я расписался в получении груза. Груз был уложен на платформу и обтянут «электрокаркаской». «Электрокаркаска» в простонародье – металлическая ткань, через которую пропускают небольшой силы ток, и она обретает удивительную прочность. Что именно находится под «электрокаркаской», я не знал, а в накладной о грузе упоминалась только стоимость – умопомрачительная девятизначная цифра. Вадим подпрыгнул на сиденье, когда я ему её показал.
Контейнер весил без малого семьсот тонн, да наш «Порк» тонн около четырехсот, что в сумме превышало транспортные нормы почти на сто тонн. Но у нас было специальное распоряжение, специальный груз, и отсюда само собой вытекал специальный рейс. Спецрейс в Пекин. Выезжать – немедля. Чёрт побери, немедля, это, по понятиям шефа, непременно ночью.
И вот мы, словно оголтелые, мчимся на своём «Порке» в ночь, включив прожектор нежного розового цвета, чтобы транспорт помельче успел убраться с трассы. Мы неслись со скоростью четыреста километров в час, и это тоже нарушение транспортных норм, но наш нежно-розовый луч говорил сам за себя, и мы не остановились бы, даже если поперёк нашего пути поставил бы свою машину президент «Космополо». За пультом управления сидел Вадим, я спал, откинув спинку сиденья, и всё шло как обычно, но не совсем, ведь наша масса была на сто тонн, а скорость – на сто километров в час больше нормы.
Небоскрёб
Какому идиоту понадобилось построить этот небоскрёб именно в том месте, через которое попрётся наш, вдруг потерявший управление «Порк»? По сравнению с домом, он был не больше муравья рядом со спичечной коробкой. Всё же «Порк» обладал массой ни чуть не сравнимой с муравьиной. Поэтому, врезавшись в небоскрёб, он вынес весь нижний блок подчистую. Вся эта каменная громада, пошатываясь, зависла над нами, готовая в любой момент рухнуть, словно карточный домик. «Порк» был той единственной ненадёжной опорой, которая удерживала его от падения.
От удара невозможно было не проснуться, что я и сделал, и теперь лежал с гудящей, как медный таз, головой, расплющив о лобовое стекло лицо, надеясь на то, что услышанный мною треск был треском разбитого стекла, а не моего черепа. Безобразно, по-паучьи растопырив локти, я попытался оттолкнуться от панели, но сил хватило лишь случайно надавить кнопку, которая ответила мне ударом по спине спинкой сложившегося сиденья. От этого удара во мне что-то ожило, наверно, заработало сердце, и я смог вздохнуть глубоко-глубоко. Наконец–то поплыли круги перед глазами, а пустота в голове стала заполняться болью. Оторвав лицо от стекла, я с удивлением обнаружил, что оно совершенно целое. Я посмотрел на Вадима. Он всей грудью навалился на пульт управления.
– Вадим, – мои губы, размазанные по лицу, едва шевелились. – Ты как?
– Нихто мине не любить, нихто не паважае. Пиду я у садочак, найимся червячкив, – простонал еле слышно Вадим.
– Каких ещё «червячкив»! – иступленно заорал я, в то же время испытывая огромное облегчение. – Каких?
– Таустэсеньких, белэсеньких, яскравых, зелэнэсеньких.
– Черт бы побрал тебя вместе с червяками! – я выскочил из машины и похолодел от ужаса.
Шаткая громада небоскрёба упиралась в черное небо. Молниеносно оценив наше положение, я пулей влетел в салон.
– Ты видел, где мы торчим?
– Как червячок в яблоке, – Вадим был совершенно спокоен и уже ковырялся под крышкой пульта, теребя тонкую сетку контактов.
– Ты, видимо, «съехал» на своих червячках? – глядя на него, я тоже успокоился, расслабился и принялся старательно обгрызать ногти, рассуждая вслух:
– Допустим, этот дом вдруг обвалится на наш «Порк». Это грозит нам не больше чем покраской машины за свой счет.
Вадим не отрывался от работы. Пульт мягко светился изнутри, и так же мягко светилась капелька пота на кончике его носа.
– Дом пуст, иначе мы уже были бы с тобой в участке. Два дня назад его тут не было. Эти строители явно чувствовали, что именно здесь у нас откажет управление, – Вадим прилаживал крышку пульта в пазы. В салоне загорелся тусклый свет.
– Если мы тронемся, – я потрогал нос, – всё это рухнет, и нам придётся изрядно потрясти мошной, оплачивая этот «барак».
– По-моему, ему осталось стоять от силы минут десять. Ты не чувствуешь, как всё ходит ходуном? – Вадим закурил.
В детстве я играл с измерительной рулеткой. Вытаскивал стальную ленту вертикально вверх. Она начинала колебаться. Амплитуда колебаний ленты увеличивалась, и в критический момент она звенящей змеёй опадала мне на руку. Вадим прав. Этот небоскрёб похож сейчас на колеблющуюся полоску стали. «Порк» дал ему небольшой крен, и теперь он чувствительно увеличивал свои колебания.