– Расскажите подробнее об этом.
– Я приехал, меня куда-то завели, посадили перед телевизором. Смотрю. Вижу, как проводился допрос. Рядом с подозреваемым стоит оперативник с резиновой дубинкой. И спрашивает: «Куда стрелял? Сюда?» И бьет его по затылку. «Или сюда?» – и бьет его по лицу. Этой дубинкой. А потом, когда его уже выводили, он сказал: «Мне нужен доктор». – «Ах, тебе еще доктор нужен?» Его закрывают в ШИЗО на пятнадцать суток. Время проходит, опять выводят и говорят: подписывай так и так. Потом мне показали другую видеозапись, где он уже кричал: «Да! Я!.. Стрелял!..»
– Вас допрашивали тоже с дубинкой?
– Нет, меня били учебником. Если точнее сказать, Уголовным кодексом. По голове. Плюс применяли всякие психологические трюки. Говорили, что увезут в тюрьму и бросят в камеру к обиженным. Это, считайте, вся лагерная жизнь будет сломана. А мне сидеть всю жизнь…
– Выходит, вы сразу подписали всё, что от вас требовали?
– Подписал. А на суде обратил внимание судьи, что под давлением подписался под фактами, которые не соответствуют действительности. Сказал, что меня вынудили.
– Когда это было?
– Прошлой зимой. Я сидел в этой зоне, меня этапом возили в Омск. Суд прошел, меня увезли обратно.
– Вы сами служили в милиции. Бывали случаи, когда приходилось применять силу?
– Да. Но я считал, что мы применяли силу оправданно. Потому что неизвестно, чего ожидать от человека, которого задерживаешь. Лучше сразу его обезвредить – плотно, хорошо. Потом, если что, извиниться.
– Рядом с вами работали коллеги – оперативники, следователи. Они могли применять какие-то недозволенные методы ведения следствия?
– Конечно. Я знал об этом.
– И не возмущались?
– Нет, потому что считал: так проще работать. Правильнее сказать, тогда я был по другую сторону баррикад. Попав в зону, я в чем-то прозрел. Однако не считаю, что все методы милицейской работы плохие. Ведь оперативная работа – она тоже не чистая и не благородная. В дерьме по уши. И я теперь понимаю, что с нами, зэками, по-другому никак нельзя. Оставаясь чистеньким, незамаранным, от нас ничего не добьешься. Все равно потребуются какие-то действия. Допустим, оперативник не может ничего от меня добиться, он подсылает агента… И по воле, и здесь, в зоне.
– В колонии среди осужденных есть иерархия? Есть «авторитеты», с которыми обязательно нужно делить посылки?
– Нет, здесь многие живут просто «в одного». Мало с кем общаются. Получают посылку – ни с кем не делятся. Сами по себе. Просто многие разочаровались… Приходит такой в зону, его к себе уже подтягивают: «Ну, ты чего, братик, мы с тобой на одной тюрьме сидели». Учат его, что можно делать в зоне и чего нельзя. Он получает посылку, говорит, дескать, пацаны, спасибо за науку, вот держите – делится с ними. Посылка кончается – этим людям он уже не нужен. Человек понимает, что его просто выдоили. Он тогда к другим пытается примкнуть. Они тоже говорят свое: «Мы не такие, как вон те, гады, они постоянно доят кого-нибудь». Он вроде к ним приклеился, а потом точно такая же ерунда происходит. И человек уже думает, что лучше оставаться «в одного». По крайней мере, сам себя не обманешь. Некоторые в колонии живут так называемыми семейками, то есть по двое-трое. Какие-то проблемы возникают – решают втроем. Например, кого-то из них закрывают в ШИЗО, значит, двое других пытаются как-то ему помочь. Получает один посылку – тоже делят на троих. Но все это продолжается только до тех пор, пока у всех троих интересы совпадают. Чуть что не так – эта семейка разваливается. Потом, смотришь, каждый из них нашел себе новую семейку, полгода проходит, и эта семейка разваливается… У нас тут воруют друг у друга! На моей памяти, двое попались на этом.
– Как с ними поступили?
– В обиженные перевели… Там не происходило физического насилия. Просто им предложили переехать жить к обиженным. А если они с такими живут, значит, к ним самим будет такое же отношение, как к обиженным.
– Воровать друг у друга плохо, это понятно. Есть в колонии другие негласные законы?
– Я вам скажу, эта зона отличается от бытовой колонии. Здесь нет блатного мира. Администрации здесь даже проще, колония управляемая. Про бытовые зоны я много знаю, потому что сидел с теми, кто прошел бытовые зоны. Одно время я даже писал конспекты, как себя вести в бытовой зоне. Я думал, что мне придется всю жизнь сидеть. Я же не знал, что выйдет амнистия.