— Угомонись, Леонидович…
— Я-то угомонился, а вот ты, — и Мурашов на мгновенье задумался, — сходи-ка, Леша, на свежий воздух, мне с человеком поговорить надо.
Перед тем, как пойти во двор колонии, Алексей счел нужным завершить свой немногословный рассказ:
— Тот человек, что приказал проверить меня, потом сказал: «Оставь его», то есть меня в покое приказал оставить. Вот и вся проверка.
— Но учтите, — повернувшись ко мне, пояснил Мурашов, — если в камере сомневаются, что новичок без вшей, его тут же стригут, кхе-кхе… с головы до пят.
Алексей вышел из помещения. В тот же момент на рабочем столе Ефрема зазвонил телефон.
— Нарядная. Нарядчик Мурашов.
Ефрем недолго слушает абонента, произносит «Сейчас, узнаю», перебирает бумаги на столе, опять откликается в телефонную трубку.
Закончив разговор, он поднимает голову и неожиданно спрашивает:
— Хотите, расскажу, за что меня посадили? У меня трое детей от первого брака, на них идут алименты. И я задумался: как жить? где брать средства? Как прокурорскому работнику, мне нельзя было подрабатывать, кроме преподавательской деятельности. И тогда я решил продавать свои мозги. Я стал обеспечивать правовую основу коммерческих фирм — составлять для них документы, имеющие юридическую силу. Этим самым я, возможно, нарушил служебную дисциплину, поскольку таким образом подрабатывал, но я не нарушал своими действиями Уголовный Кодекс. В суде мне говорили: «Ваши расходы превышают доходы». Я соглашался и отвечал, что готов объяснить, почему так происходит. И объяснял, но… Суды наши работают по принципу: «Покажи человека, и я подберу ему статью».
В очередной раз глянув в окно, мой собеседник сам себя прерывает:
— На обед пошли.
За окном тянется процессия осужденных. В общей колонне их робы сливаются в одну черную массу, двигающуюся живой рекой.
Я смотрю на часы.
— Не волнуйтесь, мне торопиться некуда. Я никуда не пойду, — говорит Мурашов. — Я обедаю здесь, в нарядной, мне разрешают. Сам готовлю, вот плитка. У меня, знаете ли, желудок… И что они там, в столовой, приготовят — это еще вопрос, гм… вопрос жизни и смерти, кхе-кхе… подсыплют чего-нибудь…
— Подсыплют? В самом деле?
— Да нет, это я так сказал.
— Слово не воробей…
— Согласен.
— Вас пытались отравить?
— Меня пытались убить. Здесь, в зоне. Специально этапом заслали сюда человека…
Сделав паузу, он продолжил:
— Вы знаете, на второй день, когда я попал в следственный изолятор, мне сообщили, кто из криминальных авторитетов контролирует СИЗО. И мне сказали: «Смотрящий за централом в курсе твоего дела». В том смысле, что криминальная среда не будет мне мстить как бывшему сотруднику правоохранительной системы. А мстить стали совсем другие структуры…
Живая река за окном потекла в обратном направлении — первые отобедавшие осужденные возвращались в свои отряды.
Глянув в окно, нарядчик воскликнул:
— Ну, что, пойдем. В десятый отряд. Если хотите.
Десятый отряд — простойный, или невыводной: обитателям десятого отряда не разрешают работать. Здесь сидят за особо тяжкие преступления, осужденные на большие сроки.
— Слушай, — обращается Мурашов к дневальному, — нужно кого-нибудь поразговорчивее… вот, журналисту показать — пусть побеседует, расскажет о своем деле…
Нарядчику можно ходить по территории всей зоны. Среди других осужденных, лишенных такой привилегии, он чувствует себя хозяином положения.
— Поразговорчивее? Сейчас найдем… кого-нибудь… найду, конечно, найду, — торопливо повторяет дневальный, — а вы пока проходите сюда, в помещение, проходите…
Мы заходим в тесный квадрат помещения для служебного пользования. Стол, табурет, лавка. На стенах — картинки с полуобнаженными красотками.
— Чай будете пить? — суетится дневальный.
Я отказываюсь, Мурашов неопределенно хмыкает.
— А? Нет? — продолжает дневальный. — Ну, тогда я вам другое предложу, погодите немножко…
Он скрывается в дверях, но уже через минуту опять появляется на пороге, в руках — две кружки.
— Угощайтесь, пожалуйста.
Мурашов молча берет кружку, я снова отказываюсь.
— Да это же сок! — восклицает дневальный.
Стакан сока в зоне — роскошь большая, тем более в невыводном отряде. Брикет сока — это покупка в ларьке. На деньги, которые можно снимать с личного счета. Простойная бригада не работает, деньги на личный счет не идут…
Брикетик сока могли прислать только в посылке из дома.
Я смотрю на Мурашова. Он пьет сок с таким невозмутимым видом, словно этот стакан — своеобразная дань нарядчику.