Наверное, я искал старой стабильности, Она всегда была рядом в такие моменты. Когда все уходили, к ней можно было вернуться, чтобы не оставаться одному. Мы были будто привязаны.
- Что тебе нужно?
Она спросила это, стараясь держать голос ровным, но рожь все равно прорвалась, кольнув что-то внутри меня. Я пялился в пол. Накрыла очередная волна задумчивости, организм завис, прокручивая одну и ту же мысль, застрявшую в мозге.
Зачем? Зачем я приехал? Зачем это все? Зачем она вышла? Зачем мы пытаемся завязать какой-то диалог? Зачем?
- Просто поговори со мной.
Шумный вздох. Устала притворяться, что ничего не понимает.
- Поезжай домой, ладно? Мы ведь уже давно все решили.
- Ты решила.
- А ты – нет? – она насильно сжала челюсть, успокаивая эмоции. Смотрела на меня. Ее взгляд ощущался легким потоком промозглого осеннего ветра. – Пожалуйста. Хватит. Если бы хотел иного исхода, не стал бы молчать в тот раз.
- Но я не согласился, мне нужно было подумать.
- Ты сделал выбор очень-очень давно. Признайся хотя бы себе.
Я достал пачку сигарет, вытащил одну, подкурил. Она все это время терпеливо молчала, стоя в своей квартире. Нас по-прежнему разделял порог и приоткрытая дверь, за которой пряталась мягкая, теплая, практически вязкая темнота. С моей стороны эта же темнота напоминала резкий сигаретный дым, как тот, что я старательно испускал из своих легких, пока глядел на соседние многоэтажки. Двор освещался привычными оранжевыми фонарями, обволакивая рассеянным светом близ стоящие скамейки, деревья и песочницы с крышами-грибами.
- Помнишь, как раньше ночами во дворе сидели? – я оперся о кованную изгородь, рассматривая обустроенную детскую площадку. – Правда, в нашей юности он другой был: бетонные хрущевки, облезлые качели, все истоптано, песком присыпано так.
Я не видел ее, но отчетливо слышал дыхание за спиной.
- Помню. Собирались человек по пятнадцать.
- Ага. Интересно, что с остальными происходит. Не узнавала?
- А зачем? Странно, что они к тебе еще не постучались. Ваш альбом в чарте уже месяц висит.
Я стряхнул пепел за перила и невольно скривился, будто она вспомнила что-то неприятное. В последнее время работа стала приносить все меньше радости, а о том, чтобы гордится, и речи не шло. Мог бы я подумать в свои шестнадцать, что в двадцать восемь, будучи рок-звездой, буду воротить нос от собственных достижений?
- Может и стучались, но мне как-то похер, честно говоря.
- А когда было иначе?
Казалось бы, неприкрытый упрек, но голос был веселым. Я снова усмехнулся, обхватив губами фильтр, и закашлялся.
- Есть вещи, которые меня беспокоят.
- Например?
- Ты.
Она хотела назвать меня по имени, показав неуместность этой фразы. Я прервал ее.
- Не надо, понял. Это просто слова, не воспринимай их серьезно, если не хочешь.
- Если бы все было так просто.
- Помнишь, как в старших классах ты песни писала и всегда говорила, что главное – чтобы звучало красиво, а на смысл можно и положить. Вот возьми и положи на смысл, ладно?
Она промолчала, но за столько лет я научился читать все по глазам. С каждой встречей проворачивать такое становилось все сложнее. Она меняется, и я не успеваю за этим. Все, что было верным раньше, теперь просто не работает. От этого на душе становится тяжело и гадко.
- Ты использовал мои наработки в своем новом альбоме.
- Да.
- Подло.
- Ты сама хотела их спеть?
- Нет, но ты мог хотя бы спросить.
- Мог бы. Просто мозг у меня работает только под алкашкой, ты же знаешь. Я старался не пить, так что просветы были периодами. В общем, я просто потерялся во времени, половину записи этого альбома и не помню, честно говоря.
- Мне не жалко, да и привыкла. Ты не меняешься.
- Возможно.
Мы снова замолчали.
Раньше все было куда проще. И я сам был проще.
Сколько-то лет назад мы собирали только школьников в спортзале, выступали, как кучка любителей, развлекались, теша себя мечтами о большой сцене. Она писала песни, наши друзья играли, а я пел, внося свою лепту везде понемногу. Будущее, в котором мы станем известными, казалось далеким, но неминуемым, собственная уверенность порой глаза резала, при этом помогала сохранять позитивный настрой, граничащий с настоящей наивностью.
Столько мыслей в голове, а высказать их просто некому.
Раньше я мог доверить ей все. Мы были вместе, кажется, лет пятнадцать? Не помню своей жизни без нее и не представлял будущего, в котором буду стоять под дверью пьяный и измученный, зная, что в квартире, где мы жили вдвоем, в этот момент находится другой мужчина. А от осознания такого факта мне почему-то не больно, только тоскливо и грустно до щемящего ощущения в груди. Будто постепенно, очень медленно и мучительно отрываешь от себя кусок плоти, почерневшую опухоль, которая раньше была полноценной частью тебя.