(Хочется высказать замечание относительно его манеры «рваной стро-
ки». Многих она приводила в недоумение, мне самой частенько хотелось
«ужать». К тому есть и чисто практические соображения: рваная строка
занимает слишком много места на странице, а за всё надо платить. Но
Миша категорически не соглашался. Он очень большое значение прида-
вал каждому акцентному слову, даже местоимению, вынося их в столбик.
Получалось как бы биение пульса).
...Кожинов переслал свою рекомендацию, адресованную Пермскому
книжному издательству, в Архангельск. Сделал несколько поправок (убрал
выпады против известных мастеров), а в остальном сгодилось. Вторую
рекомендацию дал секретарь Вологодского отделения Союза писателей
В. А. Оботуров.
Назначили редактора - Елену Шамильевну Галимову. Это можно было
считать счастьем: попасть к специалисту, который так тонко чувствует
русское слово! Её профессия была наследственной - отец прославился как
исследователь-собиратель поморского фольклора.
Впоследствии она скажет Михаилу: «Ваша книжка была для меня ред-
костью и радостью. Не помню уже, сколько лет не работала с таким удо-
вольствием». Другой сотрудник издательства заметил: «Эту книжку можно
разорвать по листочкам и раскидать по разным рукописям, а потом со-
брать и безошибочно назвать автора».
Но работа потребовались большая. Сроки «под юбилей» дали сжатые -
два месяца, а рукопись была пухлой. Почти каждое стихотворение возвра-
щалось с почеркушками, восклицаниями-вопросами, плюсами-минусами,
замечаниями типа: «А м.б., (может быть) лучше так?» И неоднократно!
Долго бились над стихотворением «Ударю в ладони и вздрогну!». Елена
Шамильевна считала его для рукописи принципиально важным, а автор
никак не мог довести до кондиции.
Оттрубив смену по слесарной профессии, Миша залегал на диван в
дальней комнате нашей, уже вологодской, «хрущёвки» закрывал дверь и
заполнял пространство табачным дымом. Иногда это продолжалось дале-
ко за полночь. Мы с детьми оставались в ближней: я на диване, один сын
на раскладушке, другой на полу...
Миша вспоминает, что жил тогда «на разрыве». К нему ещё никогда не
предъявляли сразу столько требований. Очень хотелось, чтобы книжка
вышла, и было ощущение опасности, что рукопись изменится к худшему.
Понимал, что она слишком велика по объему, и было всего жалко. При-
знавался: когда редактор приняла работу, почувствовал себя настолько
измочаленным, что «сил хватило только на то, чтобы выдохнуть воздух, а
скажи, что надо переделать еще раз - рухну и не встану».
24
Однако сотворчество с Галимовой оказалось на пользу. Пошли новые до-
бротные стихи: «Снега и синицы...», «Всё прозрачнее верб купола...», «Дни
мои давние...», «Если выйти в поле...», на фоне их стало терпимее расста-
ваться с более слабыми. В то же время, другие стихи урезались, и не всегда
понятно, почему. Так, от «Узкоколейки» был отрезан «хвост», Миша очень об
этом жалел. В стихотворении «Плывёт метель над крышей» словосочетание
«стоит еврей-скрипач» заменили на «стареющий скрипач» (про евреев пи-
сать не полагалось?). Вместо «Роковая звезда бездорожья» стало «Ни огня.
Лишь звезда бездорожья...» (Вместо напевности - спотыканье). Но разве
могло быть в нашей бурной жизнерадостной жизни что-то роковым?!
Впоследствии мы узнали, что Елена Шамильевна была ни при чём. Она
сама попала с этим сборником «в переплёт». Заставляя Мишу работать,
перед своим начальством отстаивала то, что считала важным. Не всегда
это было возможным. Потом она говорила: даже то, что в конечном счете
вышло, можно считать прорывом.
Неожиданным препятствием к публикации стало название сборника.
Миша назвал его «Предвестный свет», что привело начальство Галимовой в
замешательство. Какой может быть предвестный свет, когда и так светло?
Это что еще за намёки? Какие следует ожидать вести? Но тут Миша упёрся.
Он стал объяснять по телефону, что это всего-навсего означает свет гряду-
щей Победы для мальчика сорок первого года. Там и строчки в стихотво-
рении («1941») есть: «То знаменье ли, знамя? Предвестный свет грядущего
огня...». Объяснение было признано убедительным, и название оставили.
(К сожалению, Галимова была первым и последним редактором, кото-
рого Миша вспоминал с глубокой благодарностью: «Вечно стою перед ней
на коленях»).
А для него самого выход поэтического сборника имел еще одно важное