На поглядки скликая страну.
Дуй, народ,
Кто - на казнь,
Кто - на праздник,
Леший во поле - наш манифест,
Хватит-хватит отъявленной мрази,
Отдалённых и каторжных мест.
Сашки, Мишки, Иваны и Стеньки...
Глянь в глаза, отвечать не проси,
Вот она - хошь в цари,
Хочешь к стенке -
Кровеносная бездна Руси.
Мать-землица, я знаньем изранен.
Нету края у пропасти. Нет.
С боевыми шагал номерами,
С номерами - на тощей спине,
В «светлый путь», по погибели серой,
А на две стороны - хоры вьюг:
Обречённые думы - на север.
Отвлечённые мысли - на юг.
Замерзая в дороге, сгорая,
Добрались мы до всех полюсов,
Рекордисты Чукотского края,
Коногоны Печорских лесов.
Гуси чёрные, где же вы?
Где вы?
Обломали вам крылья-бока...
54
Предрекал
Пустозерский мятежник,
Что сгорит наша жизнь в кабаках.
О великий бунтующий Отче,
Я несу в себе дух твой и прах.
И душа не желает молча
На своих отплясать
На кострах
Мракобесия.
Лавочки-печки!
Вот и жаримся мы, что досель
Ты, свобода,
В железной уздечке
Крутишь смертным надежд карусель.
Не одно отцветёт бабье лето,
Прежде чем нас, живых, отклянут,
Кто придёт после госпятилеток,
Испытав просвинцованный кнут,
Из-за «речки», Ухты или Томска...
Нас приветят:
«Пой, ласточка, пой».
Это мы явим к жизни потомство,
Что уйдёт во вселенский запой.
Знала б женщина, мать и жена,
Что родится
На выжженном месте?!
На безлюбье любовь начинать -
Порождать неизбежность возмездья.
В тёмном поле -
Жизнь в трауре белом.
И хочу закричать: «Не моя!..»
Но - моя. И одна... Отлетела
И обуглила сердца края.
Да. Всё так. Путь безумен. Огромен.
Но и мы
В своих клятых делах
Деспотию крушили,
Что в доме,
Здесь дышать нам
И жить не дала.
Всех распял он,
Убийца, ублюдок.
Уж не спутаю
Свет с темнотой.
Уж не слышу железных побудок.
Уж не рявкнут вдогонку мне:
«Стой!»
Только память порой,
Как граната,
Саданёт и поднимет года...
Все, кто грел Магадан и Анадырь,
Уходил, пропадая во льдах,
55
Все, кто полз по полярному снегу,
В безысходности
Шёл на рывки,
Кто убит при попытке к побегу -
Все вы в сердце моём, мужики!
И былой СВЭ*, и уродина -
За гонимых, за проклятых нас
Я приполз
В тебя веровать,
Родина,
Надсадив сухожилья о наст.
1989 г.
ШАГ ВТОРОЙ
Обогащённый общением с Е. Ш. Галимовой, почувствовавший мораль-
ное право расстаться, хотя бы временно, с необходимостью ежедневно
отрабатывать по восемь часов на производстве, Михаил садится за пи-
шущую машинку и приступает к воплощению того, о чём заговорил ещё
в лагере:
Есть в душе моей такая рана,
что когда-то полыхнёт огнём...
Это и сейчас практически ещё не освоенный пласт. Проникнуться во
всей полноте темой может только тот, кто пережил. Прошедших через всё
это и сумевших не загинуть на этапе, не спиться, не вернуться назад в
преступный мир, не выброситься на воле из окна - мало. Ещё меньше
таких, кто сумел-таки обойти эти загородки и... обрести голос, получить
образование. Наконец - иметь талант!
Но даже уметь сказать - мало. Нужно еще быть услышанным, ощутить
воспринимающую тебя аудиторию. Ну хотя бы немножко, чтобы уж не
совсем в обитой подушками комнате звучала проба песни. Для массовой
аудитории посыл: «Все люди - братья» - это же... теоретически. И чем че-
ловек интеллигентнее, тем труднее сделать это искренне!
Я заметила это по общению на «Стихах.Ру». Люди готовы проникнуться
болью ветерана Великой Отечественной войны:
Но дымится земля под ногами
Десять лет,
Двадцать лет,
Тридцать лет,
но их раздражает:
Стоит над тундрой тень моя,
На сорок лет меня моложе.
- Сколько же можно помнить зло, ковыряя старые раны и повторять
одни и те же круги ада? - говорит критик.
* Социально вредный элемент.
56
- О другом скажут другие, - отвечает поэт. - У меня не отболело.
- А может, приподняться над всей этой грязью? Подумать о душе? Дело
чести - сохранить её чистой.
- У меня не чистая, - говорит поэт и, подумав, добавляет: - В грязи
истории.
- При чем тут история? Она всегда не подарок. Вспомним Древний Рим,
ку-клукс-клан или режим Пол-Пота... Да мало ли примеров. Лучше обер-
нись на себя.
- «От себя голова поседела».
- Чем же гордиться?
- Хочу, чтоб «после нас осталось две капли боли, но не море лжи...»