По той дальнесибирской стороне.
И гул призывов массовых
Неистов!
Гулаговцам-отцам не угадать,
Куда пойдут сыны-рецидивисты:
В разбой, в забой
Иль под плотину, в гать.
И лишь глава убийц пьянел от трона,
И зыркал, щурясь, в город и село.
И сонмы,
Миллионы похоронок
В страну
С востока, с запада
Мело...
91
ПРИСПЕЛО ВРЕМЯ МАРОДЁРУ...
В июле 2003 года Миша взял в дора-
ботку стихотворение «Бой отгремел...» и
написал посвящение: «Моим родимым
- Леночке с Вадимом». Запоздалая при-
знательность человеку, который никогда
об этом не узнает - он умер в 2001 году.
Не узнала об этом и второй адресат по-
священия, жена Вадима Лена Кожинова.
Связь наших семей порвалась.
Вадиму Валерьяновичу, его автори-
тету, личной заинтересованности Миша
обязан своим прорывом в литературу.
Он рассказывал, как вскоре после пере-
езда в Вологду был приглашён в гости в
Москву. Чтобы создать непринуждённую
обстановку в общении с бывшим лагер-
ником, Кожинов решил обставить это
«под спирт». На кухонном столе стояло
несколько поллитровых баночек, в кото-
рых были налиты в разном количестве
спирт или вода. Время от времени мужчины заходили, чтобы прихватить
очередную баночку, а Лена (единственная женщина!) бегала по кухне, ню-
хала оставшиеся и частично подменяла спирт водой.
Вадим достал гитару:
- У меня нет голоса, но я пою душой.
Миша протянул руку:
- Дай-ка я.
Провел по струнам, поправил настройку. Мастер чувствовался сразу:
- Ах, не одна ли дорожка во поле...
Да и ту прометёт добела.
И не надо ни доли, ни воли,
Кроме той, что ты, Русь, мне дала.
Напряжение «хрустнуло». Кожинов подхватил песню. Много было спето
в тот вечер, а эта осталась главной.
А вот как муж рассказывал об отъезде из Москвы. На вокзал шли с
кем-то вдвоём, конечно, пьяные, и в пути друг друга потеряли. Деньги
остались у приятеля, а где его искать? - может, уже под забором уснул
или милиция прихватила. Миша вышел на перрон, где уже стоял поезд
«Вологодские зори». Завтра с утра на работу. В отчаянии зашёл в вагон и
забрался на верхнюю полку.
Застучали колёса. Проводник пошёл проверять билеты...
- Я признался сразу, - вспоминал Миша. - Попросил: «Только не ссажи-
вайте меня. Выпишите штраф и довезите до Вологды». Проводник так и
сделал. Штраф пришёл на фабрику «Прогресс», Миша сразу его уплатил.
Время от времени Кожинов приезжал в Вологду, Мишу приглашали на
встречи. Как-то вологодские писатели сняли прогулочный теплоход и пое-
хали по Сухоне на родину Николая Рубцова - там должно было состояться
открытие памятника поэту. На палубе Сопин и Кожинов сидели вместе за
столиком, и кто-то сказал:
92
- Смотрите, два Кожинова.
По интересной случайности они были не только одного возраста, но и
похожи внешне.
Дома у нас Кожинов не бывал, но однажды попросил приютить на не-
сколько ночей незнакомого поэта, пока тот не найдёт постоянное жили-
ще. Наверное, подумали мы, такой же бедолага, как некогда Михаил... Мы
эту просьбу выполнили, но дружба не продолжилась - кажется, протеже в
Вологде не задержался. Даже имени не помню.
После журнальной подборки 1992 года в «Нашем современнике», где
было напечатано стихотворение «Бой глуше. Дальше...», Вадим Валерья-
нович позвонил в Вологду. Поздравил, и все повторял:
- Миша... Миша...
Создавалось впечатление, что он то ли задыхается, то ли плачет. (Миша
был растроган, растерялся, поделился со мной: «Я даже сначала подумал,
что он пьяный»).
Это стихотворение Кожинов цитировал в своих трудах и в телевизи-
онной передаче, а в одном из частных разговоров о Михаиле сказал: «Это
провидец».
Когда Миша, рассказывая по телефону о выходе очередного сборника,
признался, что поэтической биографией он обязан ему, Вадиму Валерья-
новичу, тот ответил:
- Жене скажи спасибо.
И все же, по крупному счёту, Кожинов о Сопине-поэте не написал. По-
чему? В личном разговоре объяснил это мистически:
- Я, Миша, боюсь о тебе писать, потому что всех, о ком я написал, уже
нет в живых.
Но мы с Михаилом думали, что есть тому более глубокая причина. Ко-
жинов сказал правду, когда в 1982 году на встрече в Доме литераторов в
Москве мне разъяснил:
- Я поэзией больше не занимаюсь. Перешёл к истории.
Он действительно не хотел больше заниматься современной поэзией,