11
причём не за политику, а за разжигание костра в неположенном месте. А
заодно и предметом сжигания поинтересуются...
Хотел покончить жизнь самоубийством - наглотался таблеток. Я вы-
звала «Скорую». Врач спросил о мотиве. «Стихи не печатают». - «Хорошие
стихи?» - «Хорошие». Врач больше ничего не сказал.
Когда в очередной раз Михаил получил мощный «отпих» в Пермском от-
делении Союза писателей, принес домой стихотворение «Журавушки» и пла-
кал. Мне тогда казалось, что это последнее, что он написал в жизни:
Раньше было - сожгут на костре,
А теперь от пожарищ устали.
И ведётся отлов и отстрел
По поющим, отставшим от стаи.
Успокойся, душа, не боли!
В этой жизни случаются миги.
В Красной книге уже журавли.
В Красной книге...
Журавушки в книге.
Миша мечтал связаться с русским зарубежьем, надеясь найти там по-
нимание. Неизвестно, было бы это к лучшему или худшему - но чего не
случилось, того не случилось. У нас не было связей.
* * *
Приведённые ниже стихи перед своим отъездом в Вологду Миша оста-
вил мне на память, частично записанные в виде песен на магнитофонную
ленту. Всё было смутно...
Я даже была готова к тому, что Михаил не вернётся вообще. Часто слу-
шала эту запись в одиночестве. Но детям тоже нравилось, особенно стар-
шему сыну - ему уже было 12. Однако запись была очень некачественной.
Потом магнитофоны устарели...
Запись считалась утерянной. Уже после смерти Михаила я разыскала
старую бобину. На областном радио с помощью компьютера её почисти-
ли, перевели на кассету и диск. Теперь можно слышать голос автора, его
бардовское исполнение.
* * *
У стенок, в воронках,
Во рвах, на холмах, у рябинки -
По отчему краю
Без вас не отыщешь версты:
Могилы забвенья,
Фанерные звёздочки, бирки,
Крест-накрест березы
Да русские в поле кресты.
Я ветры прошу,
Ребятишкам шепчу:
«Осторожно
Касайтесь камней,
Чернобокой ракиты и трав.
Здесь - думы страны,
Без чего вам прожить невозможно...»
12
Взывающий к миру,
Глаза застилает мне прах,
Проходит сквозь ставни,
Влетает в холодные сенцы.
Разбиться-забиться,
Не выкричать лиха в лета.
Так свято, так тяжко,
Отчизна,
Не знаю - как сердце
Не ахнет фугасом,
Вобрав свою боль и впитав.
* * *
Над страною пустых колоколен,
Когда выстонут в поле сычи,
Руки выпластав
В аспидном поле,
Безответно душа прокричит.
Тишина. Пролетает зарница.
Глухота. Дольний ветер утих.
Может быть, это давнее снится -
Вижу сам себя в минном пути?
Зной донской по траншейным уступам?
Что ж, оставим потери свои.
Мы за всех бесконечно преступны,
Кто сорвётся,
Сойдет с колеи,
Кто - без принципа,
Кто - по уставу.
Жизнь моя,
Окликай их вослед,
Убеждай, что еще не устала
Жить и верить
На этой земле.
* * *
Всё иду,
Как маленький,
По степи бездонной,
Будто меня маменька
Прогнала из дома.
И летят без жалости,
Бьют дожди навылет
За мои ли шалости,
За грехи мои ли.
По глазам - тяжёлый дым
Стылого застолья.
Для потерь и для беды -
Полное раздолье.
Не дорога, маета.
Моросно-туманно.
Если, мама, что не так -
13
Ты прости мне, мама...
Будто только лишь для нас
Не к дороге обувь.
Декабрём легла весна.
Травы - под сугробы.
Через поле - лунный след.
Всё ли в жизни нужно?
Не гаси, родная, свет
В заверети вьюжной.
* * *
От себя голова поседела.
Соучастьем других не дури:
Я б сегодня
Под дулом не сделал,
Что бездумно вчера натворил.
Чьим восторгом шалел,
Словно бредом?
Не своей правотой принимал...
Забывал,
Где ударил, где предал,
Поглупев от чужого ума.
Доброта ли, любовь -
Показуха!
Глубоко безразличен ко всем.
Потому-то и в глотке не сухо -
То в солёной, то в горькой росе.
Только нет,
Не оглох я от быта.
Мне и мёртвому боль суждена.
Кем-то, может,
Но мной не забыта
Ни своя, ни чужая вина.
Где-то мы от родимых и близких
Ради мест призовых отреклись,
И глядят сквозь снега обелиски
С болевой
Напряжённостью лиц.
* * *
Вперёд, моей жизни лошадка,
Так стыло, так тягостно тут.
Мне больно, мне горько, мне жалко
Плодящих в сердцах пустоту.
Какие ж вы были смешные!
Вам - первое место в строю.
Ложились снега обложные
В апрельскую душу мою.
Глаза - подо льдами кувшинки,
А в них - серебристая дробь.